ПРОКЛЯТЫЙ ДОМ

ПРОКЛЯТЫЙ ДОМ

Тот вечер, в который я стал свидетелем странного и жуткого случая, начался для меня так, словно кому-то слишком не хотелось, чтобы этот случай совершился при свидетеле. Вечером я должен был уехать, мой поезд отправлялся в семнадцать часов. Но — невиданное дело! — он тронулся в путь на десять минут раньше, чем следовало по расписанию, как раз в тот момент, когда я подходил к перрону. С запиской от дежурного по вокзалу я сел на экспресс «Москва — София» и догнал свой поезд в Брянске.

Место мое в купе еще не заняли, там был всего один пассажир, который очень обрадовался моему появлению. Наверное, ему было скучно ехать одному. Мы познакомились и разговорились. Звали моего соседа Евгением Павловичем. Сказать о Евгении Павловиче что-нибудь еще, такое же определенное, как его имя и отчество, я затрудняюсь. Говорили мы, пока ехали вместе, много, но из этого разговора нельзя было узнать, куда едет Евгений Павлович и что за человек вообще. Да меня, признаться, это не особенно интересовало. Неопределенны были лета Евгения Павловича, неопределенно он был одет: в серый костюм фабрики «Большевичка» и в альпинистские башмаки.

— Я тоже удивился, когда поезд пошел на десять минут раньше, — сказал мне, как бы утешая, Евгений Павлович. — Привычно, когда поезда опаздывают, но чтобы они так спешили, я вижу в первый раз. А вообще, знаете, со мной в последнее время только и происходят всякие странные штуки. И знаете, с чего это все началось? Слушайте, давайте выпьем немножко коньяку.

Я не стал отказываться, мы выпили немножко коньяку.

— И знаете, с чего это началось? — повторил свой вопрос Евгений Павлович. — Это началось с того, что мне захотелось летние месяцы прожить тихо и спокойно, и я начал искать подходящее место. Одна моя старинная знакомая предложила поселиться на ее даче. Я удивился, потому что никогда не слышал от нее ничего об этой даче, да и вообще моя знакомая мало походила на владелицу того, что называется дачей. Впрочем, сейчас дачей называется каждая собачья будка на расстоянии двухсот километров от столицы, и я предположил, что как раз такое жилище мне и предлагают. Но нет… То, что мне предложила моя знакомая, было большим, старым, вернее, старинным домом. Дом был деревянный, сложенный из толстых бревен, которые от времени лишь почернели и закаменели, но не тронулись ни жучком, ни гнилью. Стоял дом на высоком, сложенном из камня-дикаря фундаменте, и фундамент этот придавал дому вид неприступной крепости. Усиливали это воинственное впечатление и два стрельчатых фонаря-башенки, возвышающиеся по углам дома. Башенки эти, как и тяжелая и острая черепичная крыша, не очень сочетались с деревянными стенами дома, и дом этот сразу вызывал странное ощущение некоего разлада.

Вокруг дома был огороженный ржавой сеткой участок, на котором росли несколько яблонь, кусты сирени, шиповника, все это разрослось в беспорядке и видно было, что никакая рука давно не заботилась о них. Крапива и пустырник подступали к самым стенам дома, всякий мусор валялся по всему глухому этому саду. Окна дома были сильно запылены и глядели сумрачно. Но стояла прекрасная погода, прямо возле крыльца росли и цвели подснежники, пахло свежей зеленью и землей, и я совершенно не обратил внимания на тот дух запустения и выморочности, который торжествовал в этом месте и тем более должен был сразу меня обеспокоить, что на соседних дачах кипела жизнь. Там жгли последний весенний мусор, мотыжили грядки, кричали, ругались, здесь же стояла кладбищенская тишина. Я заметил, что соседи, пока мы ходили вокруг дома, поглядывали на нас с явным и непонятным для меня любопытством. «Кто там живет?» — спросил я свою знакомую, показав на соседние дачи. «А, босота всякая». — «Да? А дачи солидные… Не хуже вашей. Можно вас спросить? Откуда у вас этот чудо-дом? И почему вы сами не устраиваетесь тут на лето?» — «Ну, ты же сам знаешь, какая у меня жизнь… Когда мне дачей заниматься? Я ее вообще продать хочу. Вот, может, к осени и продам. Я хочу, чтобы ты летом тут пожил потому, что боюсь, как бы ее не спалили. Так… Где же мои ключи? Неужели забыла? Это начинается уже что-то геронтологическое… Уф! Нашла…» — «А со мной не спалят?» — задал я вопрос. «Не бойся. Главное, чтобы видно было, что тут кто-то живет. Сама я тут бываю раз в три месяца». «А кто может спалить?» — «Да хотя бы вот эта босота! Ты думаешь, что в этих дачах солидные люди живут? Это когда-то здесь солидные люди жили. Давно все продано-перепродано, наследники уже в третьем поколении судятся и рядятся за каждый метр. Спалят и не засомневаются. Но ты не бойся… А дом этот мне от папы остался. А папа купил у прежнего владельца. Дом еще до революции строился, кто его строил, уже и неизвестно. Жить ты будешь в этих комнатах. Видишь, тут и мебель кое-какая есть, и диван… Почему тут перегородка? Видишь, тут был коридор по всему дому. Но потом мы с сестрой разделились. Та половина дачи не моя, сестры…» — «Так у вас и сестра есть? Родная?» — «Да. Но я с ней почти не знаюсь. Она как бы тебе объяснить, немного чокнутая. Она тут появляется не чаще меня, но если появится, то ты мне дай знать. Хорошо? Телефон тут на углу стоит, вон за той дачей… Что-то я тебе еще хотела сказать? Надо же, не помню… Нет, это явно начинается что-то геронтологическое».

Моя приятельница так и не вспомнила, что она еще хотела мне сказать, и на этом мы расстались.

— Может быть, вы спать хотите, а я вам мешаю своим рассказом? — вдруг спросил меня Евгений Павлович.