не отошел от прежнего своего полуобморочного состояния, ноги меня еще не слушались. «Евгений Павлович, вы там? Вы один? Отзовитесь, пожалуйста». Я кое-как встал и открыл дверь. Да, это была моя хозяйка. Она была не одна, а с каким-то мужчиной, который угрюмо посмотрел на меня и что-то буркнул вместо приветствия. «Ну, что? Ничего? — зашептала моя хозяйка, входя в комнату. — Познакомьтесь… Это Петр, мой друг. Правильно, что я взяла его с собой? Да я бы и побоялась одна. Давайте говорить шепотом. Не задвигайте засов. Зачем? Мы ее не спугнули, как вы думаете?» — «Не знаю, — ответил я. — Давайте помолчим». — «Давайте… — согласилась хозяйка. — Петр, молчи», — сказала она Петру, который и так сидел все время молча и не двигаясь, угрюмо глядя на шкаф с книгами. «Странный какой…» — подумал я про него. Сама же хозяйка молчала недолго. Скоро она начала всхлипывать и совать руку с платочком под вуалетку, свисавшую с ее шляпки. «Простите меня… это я о сестре вспомнила… Я больше не буду. Давайте помолчим… Петр, молчи». Петр что-то буркнул в ответ. Он все так же сидел неподвижно, положив огромные кулаки на коленки. «Странный он какой-то…» — подумал я еще раз, оглядывая его с любопытством. И тут меня как током ударило: я увидел, что из-под рубашки у Петра выглядывает тельняшка. Мгновенная догадка осенила меня. Я взглянул на свою хозяйку, и мне показалось, что из-за вуалетки смотрит на меня насмешливый и холодный взгляд утопленницы. Рука ее потянулась, чтобы разом откинуть с лица вуалетку. Я не помню, как я скакнул за дверь комнаты и замкнул ее, я даже нечетко помню, ЧТО объяснял в отделении милиции. Помню рычание Петра и женский визг, слышимый мною в тот момент, когда я сбегал с крыльца.

А потом был смех. Когда я привел с собой милицию, то оказалось, что запер я настоящую свою хозяйку и настоящего Петра. Милицию в этом убедили их документы и личное знакомство моей хозяйки с лейтенантом, пришедшим сюда, а я убедился, когда хозяйка сама перекрестилась и Петру сказала: «Петр, перекрестись». На что Петр сначала ответил: «Лучше я ему по мордам дам», но потом перекрестился.

Наверное, был смех от этой истории и в поселке. А мне на следующий день осталось только приговаривать: «Вот так и творятся легенды».

От всех этих событий, и страшных и смешных, я устал и решил съехать с дачи.

И уже съехал, но через несколько дней вспомнил, что забыл папочку свою на даче.

И для этого решил позвонить своей приятельнице и попросить ключ от дачи. Приятельница же мне ответила, что мне можно не беспокоиться о папочке, так как дача на днях сгорела.

— Как?!

— Вот так! Подпалила все-таки босота.

Я посочувствовал ей и от досады, что в папочке пропали некоторые нужные мне бумаги, решил пойти попить пива. Я обошел ближние, подходящие для этого дела точки, но повсюду пива не было. Обозленный неудачей и поэтому решившийся попить пива во что бы то ни стало, я вспомнил, что в дачном поселке есть замечательный павильон. Езды туда электричкой было немного, и я поехал.

Все у пивного павильона было как в прошлый раз: пиво продавалось, за ним не давились, одиноко стоял небритый мужичонка в шляпе, а немного вдали от него — Академик, который тотчас подмигнул мне.

— Ну, что? Добавишь, сколько там надо? — спросил меня мужичок и достал свой заветный рубль. Я добавил, он сбегал, к нам присоединился Академик, и досада моя стала пропадать.

— Да… Сгорела дача, — сказал мужичок. — Как это ты вместе с ней не сгорел! Я удивляюсь…

— А как это случилось?

— Говорят, что в нее шаровая молния стукнулась. Потому как гореть начало с самого интересного места — с фронтона. Он хоть и крашеный, но попробуй-ка подожги его чем-нибудь…

— А что, гроза была?

— Потом началась… Да пожар бы потушили, если бы не одно интересное дело. Сам я не видел, рассказывают, что от других знаю. Вот когда соседи увидели, что фронтон горит, то сразу отбили замок и полезли на чердак, чтоб рушить фронтон вниз. А там, говорят, ящик с песком был. Стали из ящика песок на огонь кидать, и что ты думаешь? Тут песок сам собой подымается, и вылазит оттуда баба. Живая…

— Зомби… — сказал Академик.

— Да. Ну, конечно, все и посыпались с чердака. И сейчас еще некоторые сидят по домам и зубами от страха лязгают. Так и сгорела дача. Но это еще не все. Теперь по поселку ходит Матрос и собирает вещи, что народ вынес из пожара. Говорят, что некоторые сами обратно отнесли…

— А случайно не видели: папочка такая, из красной кожи…

— А ты сходи на пожарище. Там много чего валяется…

Я так и сделал, сходил на пожарище. Папочки я там не нашел, хотя вещей, и правда, валялось немало. Лежал там и подсвечник, с которым я когда-то обследовал дом. Не знаю для чего, но я прихватил этот подсвечник с собой. И вот с тех пор мне все кажется, что кто-то за мной наблюдает. Хотите, покажу? — спросил меня Евгений Павлович.

— Так вы его с собой везете?

— Да.

— Зачем?

— Сам не знаю… Ладно, скажу: для опыта. Если Матрос существует, он должен появиться.

— Зачем это вам?

— От скуки, наверное… Так показать?

— Не надо. Может, и в самом деле этот Матрос существует, но мне с ним встречаться неохота. Что это за станция? Интересно, сколько мы здесь будем стоять?

— Двадцать минут. Я здесь часто езжу. Вы не хотите выйти подышать?

— Нет,