— Ну, а я схожу. Сумку возьму, чтобы она вас не смущала. Так вы поверили в Матроса? Плюньте, наврал я вам все.

И Евгений Павлович вышел. Я стал задремывать, как вдруг поезд тронулся и пошел. Я открыл глаза, моего попутчика в купе не было, часы мои показывали, что поезд тронулся раньше положенного на десять минут. Но он не успел набрать ход, как вздрогнул весь и резко остановился. Какой-то шум послышался за окном, по вагону побежали люди, громко что-то восклицая. Я оделся и тоже вышел из вагона. У четвертого вагона волновалась плотная кучка людей. Подойдя к ней, я услышал: «Насмерть… упал… нет, толкнули…» Рядом, согнувшись пополам, раскачивалась женщина, ее рвало. Я влез в кучку и протиснулся к центру ее. В центре лежал человек, вернее, половина его: в серых штанах и альпинистских башмаках. Вторая половина была растерта и разбрызгана под вагоном. У башмаков валялась знакомая мне сумка, видно было, что она совершенно пуста.

БОСОРКАНЬ

— Да ну ее к черту, эту политику! Давайте лучше анекдоты рассказывать. Или страшные истории… О! Давайте рассказывать страшные истории. Ведь с каждым из нас случалось что-нибудь этакое таинственное и необъяснимое. Случалось?

— Случалось… — согласились все.

— Отлично! Так давайте расскажем по очереди самые таинственные случаи из своей жизни. Кстати, может выясниться, что ничего таинственного в этих случаях нет. Будем рассказывать?

— Будем, — согласились все. И Максим Петрович согласился, и Стелла Даниловна, его жена, согласилась, и даже моя жена, дура, сделала то же самое, хотя что она там могла рассказать! Самый таинственный случай был с ней в прошлом году в Америке, когда она ездила туда на неделю от своего института. В одном супермаркете она увидела автомат, который выдавал колготки. Выдавал он колготки бесплатно, сделано это было для тех, у кого с этой частью туалета случилось несчастье при ходьбе по магазину. «Совершенно бесплатно!» — повторяла моя жена целый год, вконец ошарашенная необъяснимым фактом. Впрочем, здесь я отвлекся и пока отвлекался, Стелла Даниловна уже приготовилась рассказывать свою историю. Но у меня есть еще пауза, и она годится для необходимого объяснения: Стелла Даниловна — врач-нарколог, Максим Петрович — простой инженер, моя жена — дура, даже имени ее не хочу называть, сам я называюсь Иван Стеклянищев, ничего другого о себе, из скромности, говорить не буду. Мы дружим домами, ходим друг к другу в гости; сегодня гости они.

— Я буду рассказывать за себя и за мужа, — начала Стелла Даниловна. — Эта история случилась с нами прошлым летом. Вы помните, что прошлым летом на море было страшно ехать, и мы решили поехать к нашей бабке…

— У меня есть бабка на Украине, живет в страшной глуши, в Полесье… — объяснил Максим Петрович.

— Я никогда там не была… — продолжила Стелла Даниловна. — Правда, глухомань там страшная. Но мне все понравилось: и лес, и воздух тамошний, и речка… Только эта странная история испортила нам отпуск. Однажды ночью раздается стук в окно, мы все просыпаемся, бабка отодвигает занавеску и говорит: «Это Мыкола. Тоби чого, Мыкола?» — Максик, я правильно по-украински?

— Говори лучше по-русски.

— А ты мне, пожалуйста, не указывай. Вот бабка и спрашивает: «Тебе чего, Николай?» Николай ей что-то отвечает, бабка слушает, а потом сообщает нам: «Это до вас, Даниловна, пришли. Мать его болеет, и Николай просит поглядеть, что-то ей совсем плохо. Тут у нас уже все знают, что ты врач». — «Да я не тот врач, — пытаюсь объяснить. — Вызовите лучше скорую помощь».

— Да какая там скорая… Там, если что случится… — встрял опять Максим Петрович.

— Короче… — перебила его Стелла Даниловна. — Уговорил меня Николай пойти посмотреть его мать. Я взяла свою аптечку, взяла мужа… А ночь темная-темная! Николая этого за два шага впереди не видно, по запаху за ним шли.

— Да. У вас на этот запах нюх профессиональный, — заметил я.

— Приходим. Вижу: лежит старуха на кровати, еле дышит, глаза поднять не может. Они у нее полуоткрыты и видно, что совсем открыть она их не может, хотя не спит. И даже непонятно, услышала она, как мы пришли, или нет. Потрогала пульс, лоб, измерила давление — ужас! В таком положении даже переносить с места на место опасно последствиями. Вижу, что от меня толку тут никакого не будет, да и вообще медицине тут делать нечего. Но я, конечно, говорю Николаю:

— Надо немедленно вызывать скорую.

— Да как же ее вызовешь? Откуда? — отвечает мне Николай. — Раньше хоть фельдшерка приходила. Укол даст, и лучше старухе. Вы ей укол какой-нибудь дайте. Фельдшерка всегда так делала.

— Да какой же я ей укол дам! Я ведь даже не знаю, чем она больна. Чем больна ваша мать?

— Да всем… — объясняет Николай. — Она уже десять лет с этой кровати не встает. То лучшает ей, то хужеет, а помирать — ну никак!

— Так чего вы за фельдшеркой не сходили? Поленились за семь километров идти?

— Ходил… Она не согласилась.

— Как это она не согласилась! Она не имеет права. Она же клятву давала. Молодая фельдшерка?

— Молодая.

— Ну, тогда понятно. Они все молодые такие. Но чем же я вам помогу?.. Видите, у нее уже и лицо посинело. Послушайте, у вас тут так душно, что и здоровый заболеет. Окна не открываются?

— Не открываются…

— Она совсем задыхается… Берите что-нибудь и выбивайте стеклинку. Ну, что вы стоите?! А я посмотрю у себя в аптечке, может чем-нибудь и помогу вашей матери, хотя честно скажу — мы