Сверху, будто через густое облако, видно реку. Не особеннобольшую, а примерно как Тобол выше Тобольска. И вроде ледоход по ней, самыйконец, когда ледяные глыбы уже не горбатятся, а поистерлись, потаяли, посерелиот воды. Тесно реке, распирает ее лед, продохнуть не дает.

И ух вниз, с горней высоты, ажно печенка в горло. Туманжиже, прозрачнее, и теперь можно разглядеть: не река это, а улица. Невский проспект.Дома пообонь, будто высокие берега. И льдины не льдины, а мертвяки – люди вшинелях, гнедые лошади с раздутыми брюхами. И всё это серое, неживое движетсямеж каменных теснин, в сторону аммиралтейской иглы, дворца зимнего. Медленно,неотвратимо, и конца потоку не видать.

Страшно.

Хорошо, догадался молитву, хоть и во сне. Только произнес«Спаси, Господи, люди Твоя», и страшная блазна, ползущие вшами непокойники,сгинула. Проспект, однако, остался.

Теперь по нему шли живые, тьма тьменная. Радостные все,руками машут, кричат что-то, трубы у них трубят, песню слышно – как бырадостную, но в то же время и грозную. Словно крестный ход в престольныйпраздник. Но несут не кресты – хоругви кровавые, а вместо икон с Ликом Божьимтащут портреты, на них усатый кто-то, довольный, глаза щурит.

Первое виденье было хоть страшное, но понятное – где война,там и мертвецы. Второе сонному разуму не в охват. Кому поклоняются? Чему рады?

Но и тут пригодилось моление.

«…и благослови достояние Твое, победы на сопротивныя даруя»– пропал и черт усатый.

Всё пропало кроме Невского. Ни души на нем. Пусто, бело,морозно. Только сбоку по мостовой баба, замотанная в платок, тащит санки, елеидет. На санках куль небольшой, веревкой обвязанный. Хоть сверху не видно,однако известно: там усопший младенец. Баба пройдет немного, встанет. Потомснова идет. И никого на всем проспекте, только поземка.

Знамение это было страшней первого, но понятней второго.Быть сему месту пусту? Нельзя того допустить!

«…и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство».

Сказал священные слова – победил Пустоту. Снова проспектпереполнился, задвигался. Только не людьми, а железными крышами малыми,разноцветными. И чуднó: половина по правой стороне тащится, половина –по левой, встрень. По берегам-третуарам выставлены картины пестрые, на нихдевки намалеваны, тощие, полуголые, зубы скалят.

Плюнул на всю эту непонять из-под облаков. Зафырчалпроспект: фрр-фрр. Полетели брызги черные.

Не «фрр-фрр», а «карр! карр!» Не брызги – вóроны.

То ли каркают, то ли по-иностранному кричат. И выше, вышеподбираются. Уже близко они. Клювы острые, когти врастопыр.

Сейчас накинется, мелюзга бесовская, рвать зачнет. А молитвынет – слова, как дальше, забылись. Не вспомнить.

На второй год боевых действий почти весь Генеральный штаб (авместе с ним отдел IIIb, к которому был приписан майор Йозеф фон Теофельс)вслед за Oberste Heeresleitung, ставкой верховного главнокомандования,переместился в Силезию, поближе к Восточному фронту. Разместились удобно, вохотничьем замке Плес, но по мере того, как война набирала силу, разбухала иглавная квартира. Ко второй зиме не только во флигелях и пристройках, но воранжереях, подсобных помещениях, даже сторожках и сараях поселились Sektionenи Abteilungen[1] разной степени необходимости. При этомразмещение не всегда соответствовало истинной полезности подразделения. Кпримеру, Abteilung IIIb, без которого великая армия оглохла бы и ослепла,ютился в бывшем птичнике. Из прежнего курятника велось управление всейгигантской агентурной сетью, пронизывавшей тылы вражеских государств. Вутятнике расположился мозговой центр контрразведки. Фронтовой разведкойруководили из гусятника. Сектору военной журналистики, агитации и пропагандыдостался индюшатник. Цензура и сектор военных атташе делили страусиный вольер.В кабинете начальства когда-то хранились свежие яйца. Шутки по этому поводуофицерам давно уже надоели, но прозвища («куроводы», «селезни», «индюки» ипрочее) присохли намертво и в дальнейшем, когда Ставка сменила дислокацию, ужене менялись.

В этом птичьем царстве майор бывал нечасто. Только поэкстренному вызову – как сейчас. Фон Теофельс был у руководства на особомсчету, способного офицера приписывали то к одному сектору, то к другому, взависимости от задания. Поручения неизменно относились к категории сверхважных,однако важность не всегда сочеталась с интересностью, а именно этот параметрявлялся для Зеппа определяющим. Он любил свою работу, она составляла весь смыслего существования, а за каким чертом жить, если скучно?

Судя по тому, что под телеграммой стояла подписьподполковника Колнаи, начальника разведсектора, можно было надеяться начто-нибудь живое. И все-таки Зепп немного волновался. Всю дорогу он проделал намотоциклете, чтоб как следует разогнать кровь. Гнал на восьмидесяти,останавливался лишь залить бензина да сжевать бутерброд. Когда показалсяшлагбаум, кордон первой линии оцепления, фон Теофельс не сбавил скорость, а ещенаподдал газу и эффектно затормозил у самого шлагбаума.

Чем ближе к замку, тем больше на дороге становилосьавтомобилей. Черные, стремительные, они летели в Ставку и обратно, доставляявоинских начальников и курьеров с секретными пакетами. Будто вороны вокругвороньего гнездовья, подумал Зепп, которого предстоящая встреча настраивала напоэтический лад. Он даже запел по-русски: «Не стая воронов слеталась на грудытлеющих костей…» Лихой ветер уносил песню вместе с дорожной пылью.

Ах, если б снова за линию фронта! Надоело ходить в мундире,жить по правилам.

Правда, минувшим летом он занимался делом невидным инеблагодарным, но очень, очень занятным: налаживал у союзников-австрийцев новуюсистему фронтовой разведдеятельности (собственная разработка). Идея былаздравая, простая, всем выгодная. Обычный шпион, обслуживающий зону боевыхдействий, труслив и бездеятелен. Его можно понять – если попадется, сразувздернут или расстреляют. Заработки чепуховые, а риску много. Из-за этогоагенты добывают мало информации и многое присочиняют.

Что придумал Зепп? Пойманных русских шпионов не казнить, аперекупать. Мол, зачем человеку существовать на жалованье от одного начальства,когда можно получать сразу два вознаграждения, в рублях и в кронах? И своимагентам рекомендовалось то же самое: идти с повинной к русским и предлагатьсвои услуги.

Выгода здесь не только в двойной оплате. Еще важнеебезопасность. Виселицы можно не бояться, от патрулей не прятаться, через линиюфронта переправят в лучшем виде и так далее. Противник снабжает двойникаложными сведениями, по которым легко вычислить истинное положение дел. Людиоживают, начинают давать превосходные результаты. Потерь минимум. Красота!