Всю дорогу я молчала. Сначала потому, что мысленно все еще была с Ди в его квартире, потом — потому, что Борген Кару решил дать мне последние наставления (они сводились в основном к тому, что я должна прикинуться тупой и болтать как можно меньше), потом говорить стало слишком опасно — мы встретились с каким-то типом («Я от Винценца», — сказал он), и он повез нас за город на вертолетную площадку.

Там меня передали из рук в руки другому типу в военной форме без знаков различия, который завел меня в комнату без окон и принялся задавать вопросы. Сначала — обо мне («Реталин Корто, восемнадцать лет, скоро девятнадцать, живу в Гетто, ой, ну, короче, вы поняли, неа, сейчас нигде не работаю»), потом — о моем состоянии («Да вроде ничего, хотя голова иногда сильно болит и вот это, как вы сказали — повторяющиеся кошмары, ага») и наконец спросил, почему я хочу попасть в экспериментальный центр.

Я ответила так, как учил Кару:

— А чего мне в Гетто делать? Работы нет, денег нет, а там, мне этот доктор сказал, нормально будет, и у армии всегда деньги есть, я знаю.

Тип некоторое время сверлил меня взглядом.

— Мартин Винценц сказал, что вы были в заброшенном городе и испытали там приступ паники. Это так?

— А, это, — протянула я, надеясь, что моих скудных актерских данных хватит. — Ну да, мы там с братом полазали, хотели вынести чего-нибудь. А потом, короче, это… Не знаю, в общем, что там было. И брат так и не вернулся. Так а что, в этом вашем экскрементальном центре правда хорошо заплатят?

Тип снова уставился на меня, и я испугалась, что перегнула палку.

— Вы понимаете суть того, что вам предлагают? — спросил он.

— Ну да, — уверенно кивнула я. — Мне этот доктор сказал, что у меня что-то с мозгами, но если вшить пару железок, то будет нормально. А приказы я хорошо понимаю, вы не думайте, я умная. И я и сама в армию хотела.

— Ладно, посмотрим, — сказал мужчина. — Подпишите это.

Он сунул мне планшет, и я пробежала глазами текст. Там было примерно то же, что в свое время сказал мне Ворон: «Если решишь где-нибудь открыть рот не по делу…» — только сформулировано иначе.

Я приложила палец к экрану. Какая разница, что там написано — я все равно не собираюсь у них задерживаться.

Вопросы у него все не кончались, и скоро я заметила, что он повторяется, говорит одно и то же, только разными словами. Об этом Кару меня предупреждал — что меня будут пытаться поймать на лжи. Но свою легенду я выучила как следует и старалась от нее не отклоняться: я обратилась в больницу по поводу повторяющихся головных болей, а потом на меня вышел доктор Кару и предложил пойти в какую-то программу, где меня вылечат, но надо будет за это работать на армию, что меня, конечно, обрадовало — бесплатное лечение, да еще и постоянная работа, кто ж от такого откажется? На вопрос, как Кару вообще обо мне узнал, я хлопала глазами и отвечала, что не знаю. Об этой части нашего вранья он должен был позаботиться сам.

В следующей комнате у меня отобрали рюкзак и куда-то унесли. Я догадывалась, что своих вещей больше не увижу, и там лежало только то, с чем не жаль было расстаться: одежда, комм, пачка сигарет, зубная щетка, на дне, в потайном кармане — косяк травки. У тех, кто будет все это перетряхивать, должно сложиться впечатление, что я понятия не имела, что меня будут обыскивать, и немного наркоты — это все мои секреты. Эме предлагала закинуть туда флойт — так получится гораздо достовернее, а Кару говорил, что это вообще лишнее, но я настояла на своем: флойтовую могут не взять, а в чистую девочку из Гетто никто попросту не поверит.

Потом обыскали меня. Женщина в форме смерила меня недовольным взглядом и коротко бросила:

— Раздевайся.

Я послушно сняла одежду под ее пристальным взглядом. После тюрьмы меня сложно было смутить.

В руках она держала сканер, и я старалась не смотреть на него и дышать ровно.

Все будет нормально. Медицинский чип — массивный, с противозачаточными, рука после его установки два дня болела — надежно прикрывает золотистую пластину, переживать не о чем, все получится. Вообще ничего лишнего во мне нет. Мне не о чем волноваться.

Женщина молча просканировала меня с головы до ног, задержавшись на руке с татуировкой.

— Что за чип? — спросила она.

Я назвала модель, и она проверила еще раз. Я смотрела перед собой, дышала на счет — вдох на четыре, выдох на три, — сосредоточившись на том, чтобы не отковыривать куски кожи вокруг ногтей. Наконец она велела одеваться, но, стоило мне потянуться к своей одежде, кучей сваленной на стуле, она остановила меня:

— Не это.

Она указала на запечатанный пакет, лежащий на столе, и я, поджимая босые пальцы, добежала до него и открыла.

Там было все, в том числе нижнее белье — я была права, когда думала, что мне даже трусы собственные не оставят. И все серого цвета.

— А моя одежда? — спросила я, посчитав, что будет странно никак это не прокомментировать. — И мой рюкзак?

— Привезут потом, — соврала женщина.

Я успокоено кивнула и принялась одеваться — белье, комбинезон, носки, ботинки, респиратор. Женщина не сводила с меня глаз.

Ботинки оказались великоваты, а комбинезон был вполне удобным. Справа на груди я заметила более светлый прямоугольник — то ли там должно было быть мое имя, то ли порядковый номер.

Прежде, чем мы вышли на улицу, меня просканировали еще трижды — два раза ручным сканером и один раз прогнали через рамку.

Вдох на четыре, выдох на три. Расслабить руки. Ну все, вот и прошла.

В вертолете я оказалась зажата между двумя здоровенными парнями, неопознанный тип сел напротив меня.

— Мы на вертолете полетим? — радостно спросила я в рамках концепта «прикинься тупой».

Мне никто не ответил, а потом я оглохла.

Летели долго, мне даже показалось, что мы сделали пару лишних кругов. Когда мы наконец приземлились, осмотреться мне не дали — вытащили под руки из вертолета и тут же втолкнули в лифт, который и спустил меня в этот серый коридор.

— Лицом к стене, — велел мне один из моих конвоиров и, не дожидаясь моей реакции, взял меня за плечо и развернул.

Второй тем временем открывал дверь. Я покосилась, но разобрать,