Моему отцу Гэри Шрайберу, со всей любовью — за то, что ондал мне крылья для полета.

Мне нужны такие отношения, которые в конце позволят вонзитьзубы.

Александр Стерлинг

Миллион благодарностей моему редактору Кэтрин Браун Тиген задельные советы, талант и дружбу.

Множество благодарностей удивительной Джулии Хитмен изиздательства «Харпер Коллинз» за ее напряженную работу и тесное сотрудничество.

Я глубоко признательна моему брату Марку Шрайберу за еговеликодушие, опыт и компетентность.

ХОХО! — Сьюзи, Бену и Одри Шрайбер за вашу поддержку инезабываемую поездку в Новый Орлеан.

В первый раз это случилось, когда мне было пять лет.

Я только что закончила раскрашивать картинки в своемдетсадовском альбоме, полном родительских рисунков в стиле Пикассо, мозаичныхслоников из шелковой бумаги и ответов на вопросы о любимом цвете, домашнихпитомцах, лучшем друге и так далее, придуманных нашей воспитательницей миссисСварлиш, чья фамилия как нельзя лучше подходила к ее сварливому нраву.

Мы, детишки, сидели полукругом на полу в читальной зоне.

— Брэдли, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? —спросила миссис Сварлиш, когда получила ответы на все другие вопросы.

— Пожарным! — крикнул он.

— Синди?

— Э… медсестрой, — кротко пролепетала СиндиУоррен.

Миссис Сварлиш опросила всех остальных и получила обычныеответы. Кому-то из нас хотелось стать полицейским, кому-то астронавтом, кому-тофутболистом.

Наконец настал мой черед.

— Рэйвен, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? —спросила миссис Сварлиш, чьи зеленые глаза смотрели сквозь меня.

Я молчала.

— Актрисой?

Я покачала головой.

— Врачом?

— Не-а.

— Стюардессой?

— Тьфу! — был мой ответ.

— Тогда кем же? — раздраженно спросила она.

— Вампиром! — выкрикнула я после недолгогоразмышления, чем до глубины души потрясла миссис Сварлиш, а заодно и всюдетвору.

В какой-то момент мне показалось, что она рассмеялась. Хотянет, не показалось. Так оно и было. Дети, сидевшие рядом со мной, слегкаотстранились. Вот так мои сверстники в большинстве своем слегка отстранялись отменя на протяжении практически всего моего детства.

* * *

Меня зачали на водяной кровати моего папы или под мерцающимизвездами на крыше спального фургона моей мамы, в зависимости от того, кто изродителей рассказывал эту историю. Эти родственные души никак не моглирасстаться с семидесятыми годами, вспоминали настоящую любовь, смешанную снаркотиками, какой-то малиновый фимиам и музыку «Грэйтфул дэд».[1]

Босая девчонка с нитками бисера, вплетенными в косы, вблузке на бретельках и обрезанных линялых голубых джинсах сошлась с длинноволосым,небритым, загорелым парнем в очках под Элтона Джона, на котором была кожанаябезрукавка, клеши и сандалии. Думаю, что им еще повезло. Конечно, я вышланастолько непохожей на других детей, что дальше некуда. Мне бы могло взбрести вголову желание стать хиппи-оборотнем с бисером в косичках, но почему-то, уж незнаю, почему именно, я помешалась на вампирах.

После моего появления на свет Сара и Пол Мэдисон стали болееответственными или, можно сказать, менее сдвинутыми. Во всяком случае, онипродали свой хипповый жилой автофургон и перебрались в нормальную квартиру, вкоторой, впрочем, тоже царил дух детей цветов. Наше жилище было изукрашенотрехмерными постерами и оранжевыми лампами в виде трубок с причудливодвижущейся жидкостью, метаморфозы которой можно было наблюдать часами.

Время тогда, скажу вам, было расчудесное. Мы втроем играли,смеялись, без конца грызли печенье «Туинкиз» да смотрели черно-белый телевизор,которым мои предки обзавелись, когда открыли банковский счет. За теликом мызасиживались допоздна, смотрели все больше ужастики, фильмы про Дракулу,Бэтмена, но я чувствовала себя в полной безопасности под покровом полуночи,поглаживая округлившийся живот мамы, издававший булькающие звуки наподобиеоранжевых ламп. По моему детскому разумению, она и родить собиралась что-товроде такой же игрушки, ну, может быть, движущейся.

А вот после родов все изменилось, потому что родила мамочканикакую не игрушку и уж точно не лампу. Она родила Недотыка! Как она могла? Какона могла вдруг, ни с того ни сего, положить конец всем нашим дивным вечерам с«Туинкиз». Теперь спать она ложилась рано, а это существо, которое родителиневесть почему назвали Билли, пищало и вопило ночь напролет. В ту пору именноДракула из телевизора составлял мне компанию, пока мама спала, Недотык орал, апапа менял в темноте описанные пеленки.

В довершение всех несчастий меня неожиданно отправили вжутко тоскливое место, которое, что уже само по себе плохо, не было моим домом.

Его украшали, если это слово подходит к такой ерунде, вовсене трехмерные постеры, а дурацкие коллажи, составленные из отпечатков детскихладошек. Кроме того, там было полно умильных девочек в платьицах с оборками имальчиков в коротких штанишках, словно из рекламного каталога компании «Сирз».Родители сообщили, что это унылое заведение называется детский сад, хотя садомтут и не пахло.

— Они будут твоими друзьями, — заверила меня мама,когда я изо всех сил жалась к ее боку.

Потом она помахала мне на прощанье, послала нескольковоздушных поцелуйчиков и оставила в компании этой матроны, миссис Сварлиш, тоесть в таком унылом одиночестве, какого и вообразить невозможно. А вотНедотыка, чтоб ему пусто было, мама унесла на руках назад, в волшебное царствопостеров, светящихся в темноте, увлекательных ужастиков и дивного печенья.

Не знаю уж, каким чудом, но мне удалось продержаться весьтот день.

Я вырезала из черной бумаги фигурки, наклеивала их на чернуюбумагу, подкрашивала пальцем губки Барби в черный цвет и рассказывала помощницевоспитательницы истории о привидениях, в то время как детишки из каталога«Сирз» бегали вокруг меня, как будто все они были кузенами, пришедшими сюдапрямо с общеамериканского семейного пикника.

Дело дошло до того, что, когда мама наконец явилась, чтобыменя забрать, я даже обрадовалась, увидев Недотыка.

В тот вечер она застала меня у экрана телевизора, к которомуя прижималась губами, пытаясь поцеловать Кристофера Ли в «Ужасе Дракулы».