дипломатам.

Имя Далматова, оказывается, хорошо известно и в театральных кругах.

Года два тому назад убийца Тиме принимал участие в спектаклях, которые устраивались в Петербурге в зале Павловой так называемым «великосветским кружком любителей оперетты».

Во главе этого кружка стояла дочь сенатора Варварина.

Далматов, живя в Париже, проживал огромные деньги.

У него там было несколько любовниц.

Одна из них артистка Дюлюк продолжала переписываться с ним я по его возвращении в Петербург.

Барон фон-Гейсмар и Далматов жили в Петербурге очень широко и, буквально, ссорили деньгами.

Их принимали в лучшем обществе.

Теперь только выясняется, что кроме этого лучшего общества, оба друга вращались и в среде преступников, людей с подмоченными репутациями, людей, стоящих гораздо ниже их по образованию и воспитанию.

Выясняется, что они дружили с конструктором одного из шикарнейших скетинг-ринков Петербурга, убившем впоследствии некую Толстинскую, слывущую в Петербурге королевой бриллиантов.

Выясняется вообще очень многое.

Между прочим и то, что Далматов, будучи в Париже, наделал массу долгов, прибегал с целью раздобыть деньги к уголовнейшим приемам и пр.

Оба они, барон фон-Гейсмар и А. Далматов не простые, не обыкновенные убийцы и им пришлось для выполнения их замыслов вести очень тонкую игру.

Мысль об убийстве госпожи Тиме зародилась в них чуть ни не в первый же день знакомства с ней, а знакомство состоялось, конечно, на скетинг-ринке.

Светски-воспитанные, джентельмены с головы до ног, обворожительные в своей манере обращения с людьми, оба они произвели на искательницу пикантных приключений, госпожу Тиме самое лучшее впечатление.

Она была очарована ими и они стали бывать у нее запросто.

Не обошлось, конечно, и без игры в любовь.

Достаточно представить себе картину, как будущий убийца, обворожительный молодой светский лев ласкает свою жертву, нашептывает ей слова любви, а сам в это время неотступно думает о том, как он убьет ее, как приступит в выполнению своего адского плана, чтобы мороз пробежал по коже.

И если юмористическая писательница Тэффи в одном из своих фельетонов пишет о том, что дама, принимая у себя на дому молодого человека, отныне должна думать только о том, за сколько он способен убить ее, то в этой милой шутке много жестокой правды.

XVII.

Все пути дозволены — стало лозунгом русского общества.

Погоня за деньгами во что бы то ни стало — единственная деятельность, которую нынче способны развить прекрасные молодые люди.

Но не трудом, не долголетней работой.

Эти способы устарели.

Нынче требуется быстрота и натиск.

Деньги нужны сейчас, сию же секунду и чтобы раздобыть их не останавливаются перед самыми страшными, самыми кошмарными убийствами.

Русское общество за весьма короткое время насквозь прогнило.

Процесс Прасолова и убийство госпожи Тиме — цветы, выросшие на этой почве.

А гниль русской почвы результат долголетнего и упорного устремления в эту сторону российского правительства.

До тех пор, пока в русской политической жизни будут господствовать произвол и грубое издевательство, в повседневной русской жизни не прекратятся ужасы, подобные процессу Прасолова и убийству госпожи Тиме.

Любопытно, что на обоих этих кошмарах процессе Прасолова и убийстве госпожи фон Тиме русская действительность не остановилась, — она выдвинула тотчас же вслед за ними новый кошмар, не менее ужасный, а, именно, убийство некоей, Тостинской.

Убийство это не менее характерно для переживаемого ныне Россией момента, чем первые два.

Приблизительно та же обстановка. Тот же позолоченный пьяный угар.

В особенности сходно убийство Толстинской с убийством Тиме.

Марию Толстннскую в Петербурге прозвали королевой бриллиантов.

Она выросла в Петербурге в семье богатых купцов, родители ее простые люди, без всякого образования, так сказать, серые.

Мария, повидимому, еще с детских лет тяготела к веселой жизни. Достаточно сказать, что еще будучи гимназисткой, в возрасте 15—16 лет она влюбилась в гастролировавшего в каком то загородном саду в Петербурге нубийца и бежала с ним.

Это и было началом ее веселой жизни.

Родители ее, владеющие и поныне большим доходным домом в Петербурге, прокляли ее, отреклись от нее, нубиец куда то исчез и Мария Толстинская была, что называется, предоставлена самой себе.

Она пошла по проторенному пути и вскоре стала торговать своим телом. Молодая, красивая, она быстро завоевывала успех себе и жила припеваючи, ли в чем по нуждаясь.

Веселое времяпрождение, вино, много вина, табак, наряды и продажная любовь — таковыми были элементы ее жизни.

Позже, когда при милом содействии петербургской администрации в Петербурге стал процветать бешенный азарт, когда в нем развелись, на подобие вредных насекомых, сотни клубов для азартных карточных игр, Мария Толстинская пристрастилась к игре.

Ее видели в самых низкопробных клубах, кишмя кишевшими шулерами и клубными арапами.

Самый чистый человек, попадая в эти притоны, в этот ад, перед которым ад Данте ничто, невольно заражался там грязью и смрадом.

Что же можно было ждать от порочной юной кокетки, насытившейся с детских лет гнилью, каковой была Мария Толстинская?

Деньги давались ей легко, стоило только пойти на зов первого мужчины.

Она поэтому также легко проигрывала их, а нужны были новые деньги, а ей они уж нужны были, так как она насквозь была уж заражена азартом, она снова продавала себя.

Какой то ужасный по своей бесцельности, кошмарный по гнили перпетуум мобиле.

Но случайные покупатели ее тела не могли удовлетворить ее разросшихся аппетитов жизни.

Ей нужно было жить шикарно, одеваться шикарно, носить бриллианты и пр. пр.

Для этого нужен был более выгодный покупатель, постоянный.

Ей не долго пришлось искать.

Она была достаточно опытна, чтобы не останавливать своего выбора на молодых, — эти не надежны.

Она выбрала себе богатого старичка и зажила на славу.

Роскошная квартира, деньги, выезды и проч.

Она появлялась на премьерах в фарсах, на бегах и скачках.

Во всех более чем сомнительных клубах она свой человек.

Само собой понятно, что она появлялась также и на скетинк-ринге, — ведь там цвет петербургского общества.

Она была достаточно извращена, чтобы в своих любовных похождениях не ограничиваться старичком, дававшим ей деньги.

Нет, она находила себе десятки, сотни молодых людей.

Одно время она остановила свой выбор на негре, ей захотелось чего либо экзотического, и он покорно последовал за ней.

Не на радость себе, а на несчастье, ибо он, молодой, еще почти мальчик, не успевший еще окончательно развратиться в том омуте сто-личной жизни, в котором ему приходилось жить, полюбил красивую и желанную самку, каковой была Мария Толстинская.

Полюбил, а следовательно, и ревновал.

А поводов к тому ежедневно, ежечасно были десятки.

Ревность негра, раба, игрушки в ее хищных руках,