«Женщина — человек» нашла свое я, она стремится к труду, она развивает общественную деятельность и отдает себя служению дела, а не одному человеку; «женщина — раба», почуяв свободу, тешится и издевается над бывшим господином.

То и другое в корне надрывает институт брака.

Рухнет ли он окончательно? Не думаю...

Слишком глубоко лежит в душе людской желание близости к любимому: «Нелепо человеку, быть едину».

Но постепенно брак перестает быть соединением «мужчины и женщины», а станет «союзом двух людей»; отрешившись от «животного», придет к «человеческому», и тогда засияет и то божественное, что в нем есть.

Ред.-изд. «Гражданина» князь В. П. Мещерский;

— Вопрос: «отчего в наше время так мало счастливых браков» мне представляется неверно поставленным, как главный и самостоятельный вопрос. Он есть, как жизненное явление, только признак и последствие другого, более важного и главного факта. Факт этот постепенное и быстрое разрушение семьи, как силы, объединяющей и воспитывающей главную составную часть и основу общества, и затем государства.

Что такое счастливый брак?

Это — светлые будни семьи.

Когда же семья, благодаря равным причинам, разрушается, то счастливые браки, очевидно, могут быть только исключениями.

Счастливый брак — роскошь.

Да, но только не это главное, главное, что семья стала роскошью...

Оттого жизнь не может дать ответа на вопрос: какими мерами воскресить падающий брачный институт?

Надо ждать лучших времен, лучших людей, лучших нравов, лучших делателей и восстановителей ребенка-подростка, юноши, человека, семьи, общества.

XV.

Таким образом, многие видные русские лица подтверждают тот факт, что нынешняя русская жизнь знаменуется распадом.

И процесс Прасолова одно из проявлений этого распада.

При гниении определенного организма, должна в какой нибудь частя данного организма развиться опухоль, которая затем прорывает.

Такой прорвавшейся опухолью разлагающегося организма современной русской жизни является все дело Прасолова.

И — кто знает — не является ли выстрел Прасолова предупреждением застывшему в маразме русскому обществу, — что если вакханалия беспринципности, разгула и половых излишеств не прекратится, то русскому обществу в будущем грозят еще большие ужасы.

Некоторые русские публицисты, притом наиболее талантливые, анализируя данное состояние русского общества, сплошь и рядом объединяют злополучного героя — Прасолова, героиню последней пьесы Андреева: «Екатерина Ивановна», убийц госпожи Тиме и друг.

Это имеет свои основания.

Нравственно-изуродованная, искалеченная до полной потери человеческого подобия Екатерина Ивановна (в пьесе Андреева) не могла, бы быть выдумана, если бы окружающая нас русская жизнь не превратилась бы в благодатную почву для произрастании таких героинь.

И не знаменательно ли, что, именно, в Москве, где выросла чета Прасоловых, где протекла вся их кошмарно-дикая жизнь, где также, как они, живут представителя и представительницы лучшего общества (так называемого лучшего общества), что, именно, там пьесу Андреева освистали, отвергли, как гнусный поклеп на русскую женщину, на русскую жизнь.

Ко всем порокам, въевшимся в современную русскую жизнь, прибавился еще один — фарисейство.

А общество, которое, погрязшее в тину нечисти всякого рода, не сознает и не хочет сознавать этого — это предел.

Тут неминуемо должен последовать кризис.

И — кто знает — не ускорил ли выстрела Прасолова наступление его.

XVI.

И едва только мы оставляем один кошмар, процесс Прасолова, как русская жизнь выдвигает перед нами другой, по менее ужасный, не менее чудовищный кошмар, каковым является не раз уж упоминавшееся выше убийство госпожи Тиме.

Обстоятельства этого убийства в общих чертах таковы:

В своей роскошной квартире на одной из лучших улиц Петербурга, на Кирочной однажды утром была найдена убитой госпожа Тиме.

Покойная была довольно красивой, была еще сравнительно молодой, что называется женщиной в соку.

С мужем она не жила.

Репутация ее не отличалась особенной безупречностью.

Она любила удовольствия, показывалась повсюду, где показывается обычно петербургский свет, на бегах, скачках, в лучших театрах, дорогих ресторанах, на Скетинг-ринке.

Она одевалась очень шикарно, любила-так сказать — показать себя, украшала свои пальцы бриллиантами, питала вообще страсть к драгоценностям.

Она была, словом, шикарной женщиной из общества.

И вдруг в одно прекрасное утро ее находят убитой.

Исследование установила, что она была убита самым жестоким, варварским образом.

В первую минуту все были уверены в том, что это убийство совершено на романической почве.

Но противоречило этому то обстоятельство, что с пальца убитой Тиме было снято кольцо с большим бриллиантом.

Это наводило на мысль о том, что, кроме убийства здесь было совершено также и ограбление.

Во всяком случае убийство это было более, чем загадочным.

Высказывались всякого рода предположения, догадки.

Единственным существенным показанием следствия по поводу этого убийства было показание швейцара того дома, в котором жила убитая.

Показание это гласило, что в злополучное утро в квартиру госпожи Тиме явились два щегольски — одетых господина, что они, между прочим, бывали у Тиме и раньше, что один из них засиживался у нее глубоко за полночь и пр.

Это показание снова говорило в пользу того, что убийство госпожи Тиме совершено, именно, на романической почве и что похищение кольца у убитой, вероятнее, всего ловкий маневр убийц, позаботившихся о том, чтобы следствие по поводу этого убийства было направлено в ложную сторону.

Газеты изо дня в день печатали подробности этого убийства, всплывавшие новые догадки и подозрения.

Попутно с этим рассказывались подробности интимной жизни убитой.

Особенно усердствовала в этом отношении одна петербургская газета, строящая свое благополучие, исключительно, на сенсациях и скандалах.

Сыскная полиция работала, что называется, во всю.

Глава ее, сам Филиппов, успевший приобрести вполне заслуженную славу в высшей степени дельного и опытного сыщика, отправился в Москву в надежде напасть на какие нибудь следы убийц.

А время между тем шло и одно время казалось, что это убийство так и останется загадочным, что тайна его не будет раскрыта.

И вдруг случилось чудо.

Убийцы были обнаружены и петербургскому обществу, а вместе с ним и всей России пришлось ахнуть от удивления.

Убийцами оказались: А. А. Далматов и фон-Гейсмар, двое молодых людей, принадлежавших к высшему свету Петербурга, видные аристократы, бывшие на лучшем счету, делавшие отличную карьеру.

В дальнейшем — и это было особенно ужасно — обнаружилось, что убийство совершено ими не на романической почве, а на самой, что ни на есть прозаической.

Они совершили убийство с целью грабежа.

Далматов был молодым русским дипломатом, одно время жил в Париже, где состоял при посольстве.

В министерстве иностранных дел он занимал ответственный пост и заведовал шифрами.

Фон-Гейсмар — барон и также причислял себя к