Для всех друзей их вновь возникшие отношения стали неожиданностью. Некоторые даже отнеслись к этому скептически. А Юлька, так вообще, разобиделась на Асель. Несколько дней с ней не разговаривала. Но долго обижаться на Асельку она не могла и вскоре сама пришла к ней мириться.

Однажды летним, душным вечером, когда солнце уже закатилось за горизонт, и город затих в ожидании вечерней прохлады, Имашев стоял у открытого окна в своём кабинете, курил и пускал струйку дыма в густой, раскалённый за день воздух за окном. Настроение у него было замечательное. Хотелось взять жену с дочкой, прогуляться с ними где-нибудь в парке. Посидеть в летнем кафе, съесть чего-нибудь вкусненького. Бюро прогнозов обещало ясную погоду, и Имашев с удивлением разглядывал фиолетовую тучу, медленно выползавшую из-за горы.

Колыхнулась штора и в кабинет, мрачнее тучи, вплыла Роза Абиевна.

— Надо поговорить, — хмуро сказала она, усаживаясь в кресло.

Имашев удивлённо посмотрел на неё.

— Случилось чего?

— Нет пока. Но может.

— Что может?

— Тестирование дочка завалить может, — озабоченно сказала супруга. — Влюбилась она.

— Ну и что, — улыбнулся Имашев. — Девочке семнадцать лет. Ей положено влюбляться.

— Да. Но у неё это очень серьёзно.

— Да у них всегда это очень серьёзно, — отмахнулся Имашев. — Она в восьмом классе в физрука влюбилась очень серьёзно и ничего — училась же отлично.

— Не в восьмом, а в девятом, — поправила Роза Абиевна. — И не в физрука, а в физика. И если б я тогда завучу французские духи не подарила, ещё неизвестно, как бы она учебный год закончила.

Имашев замолчал, задумчиво разглядывая потемневшую тучу, уже перевалившую через горы и жирным брюхом своим навалившуюся на город.

— В кого влюбилась — то? — вяло поинтересовался он.

— Да в одноклассника своего, Ситника, — вздохнула Роза Абиевна. — Помнишь, был у неё на дне рождения. Рыжий такой. Алексей.

Ситника Имашев не помнил. День рождения помнил. Как музыка допоздна гремела, помнил. Что чашку из его любимого сервиза разбили, помнил. Алексея этого, даже рыжего, никак не мог вспомнить.

— И долго это у них продолжается? — задумчиво спросил он.

— Как выяснилось — с десятого класса.

— Это сразу после физрука, что ли?

— После физика.

— Да уж, — вздохнул Имашев и потёр мочку уха. — А как же Серик?

— Да с Сериком у неё просто так, для отвода глаз. Но я всё вижу.

Имашев с тоской посмотрел на потемневшее небо. Первые, тяжёлые капли забарабанили по оконному стеклу. Где-то сверкнула молния и следом за ней, глухо и раскатисто прогрохотал гром. Новая волна накатила. Имашев понял, что волна эта пришла из глубины квартиры. Что открылась входная дверь, впустив порыв сквозняка, который захлопнул дверь кабинета с такой силой, что одна из семейных фотографий, висевших на стене, сорвалась и грохнулась об пол. Застонало разбитое стекло.

“Началось“, — грустно сказал кто-то внутри Имашева.

“Что началось?“, — не понял Имашев.

Но, Грустный, который сидел внутри Имашева, тактично промолчал.

Дверь открылась и в кабинет заглянула Асель.

— Что тут у вас рушится? — спросила она и радостно сообщила — Я сейчас в такую грозу попала.

— Ты даже не представляешь — в какую, — усмехнулся Имашев.

— Что-то произошло? — встревожено спросила Асель, переводя растерянный взгляд с отца на мать.

— Это мы у тебя хотим узнать, — сурово сказала Роза Абиевна. — Проходи, присаживайся.

— Ого, — удивилась Асель. — Серьёзный, видно, разговор предстоит.

Она прошла в кабинет и села на стул, напротив родителей.

Имашев молча, смотрел на неё, не зная с чего начать. Ему вообще не хотелось начинать этот, неприятный для него, разговор. Тем более, что он не представлял — какие вопросы ему следует задавать и что говорить в подобной ситуации. Но начинать разговор было нужно, и все ждали от него вопроса. Пауза затянулась, и первая не выдержала Роза Абиевна.

— Ты где была? — бросив разочарованный взгляд на Имашева, спросила она Асель.

— У Юльки, — быстро ответила Асель. — Ты же знаешь. Мы к тестированию готовились.

— Не ври. Я звонила Юльке — тебя там не было, — строго сказала мать.

— Ты что, — удивилась Асель. — Контролируешь меня?

— Ты как с матерью разговариваешь, — возмутилась Роза Абиевна. — Совсем от рук отбилась.

Имашев понял, что пора вступать в разговор, иначе он мог перерасти в обычную перебранку.

— Чайник кипит, — спокойно сказал он и, стараясь снять напряжение, тихо обратился к Розе Абиевне. — Пойди, выключи.

Роза Абиевна даже поперхнулась от возмущения:

— Какой чайник? Не ставила я никакой чайник.

— Ну, так пойди и поставь, — изобразил улыбку Имашев.

Роза Абиевна молча, встала и демонстративно вышла.

Аселька расслабилась и опустила глаза в пол, с любопытством разглядывая узор на ковре.

Имашев почувствовал идущие от неё флюиды. Он попробовал настроиться на эту волну, чтобы повести откровенный разговор. Но настроиться не смог и, неожиданно даже для себя самого, сурово спросил:

— Кто такой Ситник?

Аселька съёжилась. Поток флюидов прекратился, словно упала какая-то заслонка.

“Ну, молодец“, — съехидничал Грустный внутри Имашева. — “Лихо ведёшь переговоры“.

“Да пошёл ты“, — раздражённо сказал ему Имашев.

— Одноклассник, — тихо сказала Асель.

— И что этот одноклассник? — спросил Имашев.

— А что этот одноклассник? — спросила Асель.

— Ты мне это брось — отвечать вопросом на вопрос, — всё больше раздражаясь, сказал Имашев. — Что у тебя с ним?

— Он мне нравится, — сказала Асель.

Имашев умолк. Он понял, что откровенного разговора не получится. Что он вторгается в область интересов личных. Туда, где нет места даже для близких и родных. Ему стало немного тоскливо. Он почувствовал, что эта область личных аселькиных интересов уже вытесняет их общесемейные интересы с её территории.

Ему вдруг захотелось прекратить этот бессмысленный разговор. Посадить дочку рядом с собой. Прижать её к себе, погладить по голове и помолчать вдвоём, как это бывало раньше, когда они понимали друг друга без слов и доверяли друг другу. И он, неожиданно для себя, вдруг понял, что то время безвозвратно ушло. Что дочь выросла, обзавелась своей личной территорией. Сидит, уставившись в пол, и отгородилась какой-то непробиваемой стеной.

“Что делать?” — спросил он Грустного. Но тот молчал.

— Что значит — нравится, — разозлился Имашев. — Мать говорит, что у вас это очень серьёзно. Тебе семнадцать лет. Тебе учиться надо. В университет поступать. Какие могут быть серьёзные отношения в твоём возрасте.

— Да никуда ваш университет не денется, — тихо сказала Асель. — Поступлю я, нет проблем.

— Что значит — наш университет, — разозлился Имашев. — Мы свои университеты уже давно закончили. Ты о своём будущем должна думать, а не о мальчиках.

— Но я люблю его, папа, — сказала Асель.

Имашев опешил. Он не знал, что