— Он же русский, — неожиданно выдал он. — Тебе что, казахов мало?

— Да какая разница? — возмутилась Асель. — Казах, русский. Я не выбирала.

— Но это же серьёзный вопрос, — веско сказал Имашев. — Тем более в наше смутное время. Мы казахи. Мы должны друг друга держаться.

— Пап, ты себя слышишь? — удивилась Асель. — С каких это пор ты таким нацпатом стал?

— Ты как с отцом разговариваешь, — возмутился Имашев. — Указывать мне ещё будет. Разбаловал я тебя.

“Ты чё такое несёшь?” — обалдел Грустный внутри Имашева: “Зачем?!”

Имашеву надоел этот, ни к чему не ведущий разговор и он решил, что пора его заканчивать. И ему вдруг захотелось сделать то, что он никогда в жизни не делал. То есть взять ремень и всыпать хорошенько доченьке. А заодно и супруге. И расставить их по углам. Но так как раньше он этого никогда не делал, то теперь, как он понимал, начинать было уже поздно.

— Ладно, — устало сказал он. — Иди к себе. Занимайся. И чтобы ни о каком Ситнике я больше не слышал.

Асель молча, встала и вышла из кабинета.

“Вот и поговорили”, — усмехнулся Грустный внутри Имашева.

Имашев достал из бара бутылку коньяка. Налил рюмку, выпил. Налил ещё. Выпил и закурил.

За окном, вместо ожидаемой грозы, заморосил унылый промозглый дождик.

Имашев прислушался к его навязчивому шёпоту, и какая-то тоска закралась к нему в душу. Казалось, что сырость и слякоть этого дождя пропитала её и остудила в ней какие-то тёплые чувства.

Он понял, что в стене, которой отгородилась от него дочь, есть и его кирпичики. Что те доверительные отношения, которые всегда существовали между ними, навсегда ушли и изменения, произошедшие в их семье, приняли необратимый характер.

Имашев считался человеком умным и рассудительным. И родителем был продвинутым. Он всегда стремился вникнуть в проблему, разобраться в ней объективно и разрешить её так, чтобы не принести никому никакого вреда. Но сейчас он вдруг осознал, что спокойное и предсказуемое, благодаря его планированию, течение семейной жизни закружилось в каком-то непонятном водовороте и стремится вырваться из-под его контроля. Летит куда-то в неизвестность и может разбиться о, выросшую неожиданно и разделившую их интересы, стену.

Дочь свою Имашев любил безумно. Асель была поздним, долгожданным ребёнком. Сначала им с Розой Абиевной было не до детей — они оба учились в университете, потом делали карьеру, налаживали быт. А когда встали на ноги и решили заводить ребёнка — возникли проблемы. Они бегали по врачам, к бабкам-знахаркам, к экстрасенсам. Но никто не мог им помочь. И вот когда они уже, совсем было отчаялись, случилось чудо — у них родилась дочь. Счастью Имашева не было предела. Асельку Имашев нежил и баловал. Он делал всё, чтобы дочь его была счастлива. От всего оберегал. И всегда строил с ней отношения на взаимном доверии. И сейчас ему было больно удариться об эту стену непонимания, вдруг вставшую между ними.

“Ладно”, — подумал Имашев: “Не будем гнать волну. Ну, влюбилась девочка — с кем не бывает. Нужно переждать. Скоро закончит колледж, поступит в университет. Сменится обстановка, окружение. Появятся совсем другие интересы, увлечения. Там совсем другая жизнь. И, как правило, школьная жизнь быстро забывается. В новой, студенческой жизни совсем другие приоритеты. Другие друзья. Другие отношения. Хорошо бы ещё отправить её куда-нибудь подальше, отдохнуть. После выпускного бала у неё будет время съездить развлечься. А там и отвлечься от своих чувств”.

И мысль о Серике неожиданно порадовала Имашева. И он немного успокоился.

Вечером в подвальчике все горячо обсуждали происшедшее.

— Да, какая разница, казах, русский, украинец, — возмущался Нурик. — У любви нет национальности. Национальность есть у ненависти. И вообще, когда-нибудь все нации в мире перемешаются и станут единой человеческой расой, с одной национальностью, с одним языком.

— Предки наши совсем от жизни отстали, — вздохнул Гоша. — Сейчас не те времена, чтобы по нации, по вероисповеданию людей делить. Главное — это человеческие качества. Если ты человек, то какая разница, какой ты национальности.

— А я возьму, и в Африку свалю, — неожиданно брякнул Макс. — Привезу оттуда какую-нибудь папуаску.

Все удивлённо посмотрели на Макса.

— Папуасы живут в Австралии, — сказала Асель.

— Ну, в Австралию махну, — пожал плечами Макс.

— Шутки шутками, — сказал Берик, — но пока мы от родителей зависим, они нам будут диктовать свои условия.

— Дети ничего не должны своим родителям, — веско сказала Юлька. — Дети не просят их рожать. Родители сами их рожают. Для себя.

— Ну, так всё равно, — поморщился Берик. — Они же предъявляют. Мы тебя кормим, одеваем.

— Так родители-то детям должны, — разъясняла Юлька. — Раз родили, так будьте любезны содержать.

— Но они же ещё считают, что должны оберегать нас, — сказал Берик.

— От чего? — возмутился Гоша. — От нас самих? Чтобы мы случайно не нанесли друг другу радости, несовместимой с жизнью?

— Ага, — рассмеялся Берик. — Или не причинили друг другу непоправимого счастья. Вот они и контролируют нас, пока мы от них финансово зависим.

— Да, ладно, — сказал Нурик. — Мы уже сами неплохо зарабатываем. Маке сказал, что скоро на гастроли поедем. В турне по городам. Нарубим бабла. Скинемся, купим вам квартиру.

— Какую квартиру? — улыбнулся Лёха. — Мы будем жить у меня. Мои-то не против. Они Асельку любят.

— Да ладно, пацаны, не перегибайте, — сказала Асель — Мои ещё просто не свыклись с мыслью, что мы уже взрослые. И сами за себя всё решаем. Ничего, потемпературят немного. Остынут.

Лёха посмотрел на неё. Улыбнулся и прижал к себе.

Ещё одно событие произошло в семье Имашевых — Чучундра принесла потомство. Черчилля отсадили в банку. Чучундра долго не вылезала из наполненного писком домика. Потом стала появляться наружу, чтобы подкормиться и снова убежать к своим деткам. Так продолжалось несколько дней, и вскоре из домика стали выползать хомячата. Забавные такие. Розовые.

Как то за ужином, когда речь шла о прибавлении в хомячьем семействе, Имашев, улучив подходящий момент, начал издалека:

— Последний экзамен остался, — сказал он. — Медаль-то золотая будет?

— Куда она денется, — улыбнулась Асель.

— Ну, вот и замечательно, — стал подходить к главному Имашев. — Ты неплохо потрудилась — можно теперь и отдохнуть перед университетом. Где-нибудь в экзотических странах. Вот и Серик с друзьями в круиз по Средиземному морю собирается. Будет, кому компанию составить.

Аселька перестала улыбаться и испытывающе посмотрела отцу прямо в глаза. Перевела взгляд в свою тарелку и тихо сказала:

— Кошка у меня уже есть.

Имашев замолчал.

— Какая ещё кошка, какой круиз, — не поняла Роза Абиевна. — Ей в университет готовиться надо.

Над столом