– Бумага Успенской мануфактуры этого мошенника Ваньки Ятеса, – пробормотал он, выплёвывая и вытирая рот батистовым платком.

Он аккуратно сложил и спрятал в карман прокламацию. И стал беспечно прогуливаться по набережной, при этом не теряя из виду парадной особняка.[11]

Мальчики прокрались через вестибюль, огляделись – куда идти? В зеркалах отражалась анфилада парадных залов. Откуда-то издалека доносились звон посуды и приглушённые разговоры прислуги на кухне.

Они заметили детский ботиночек, брошенный на полу, чуть подальше – ещё один, на лестнице – розовый поясок, видимо, от платья, далее по коридору – детскую перчатку… Следы закончились. Мальчики остановились в растерянности. Кто-то свистнул за их спиной. Они оглянулись. С парсуны[12] на стене им подмигивал старик в кафтане с окладистой рыжей бородой. Он приложил палец к губам и указал на дверь напротив. Они осторожно подошли к двери. Но только Тёма потянул ручку на себя, как на него, стукнув его по голове, свалилась шляпная коробка. Дед на портрете захихикал. Тёма погрозил ему кулаком. Но тут Стёпка указал Тёме на ещё одну маленькую перчатку на полу у соседней двери. Они на цыпочках вошли туда.

Это была детская. В кроватке, на спинке которой сидел воробей, спала маленькая рыжая девочка – Мари. Под головой у неё лежала книжка, которую она, видимо, читала на ночь да так и заснула, заложив пальцем страницу. Тёма подошёл к кроватке. Стёпка хотел остановить его, но Тёма наклонился, осторожно вынул книжку – на обложке был нарисован звездочёт в синем балахоне и в отороченном пушистым мехом красном колпачке. Воробей возмущённо зачирикал. Девочка проснулась, и, протирая глаза, с удивлением смотрела на мальчиков. Лицо её начало кривиться, она определённо собралась зареветь. Воробей взлетел и сел на карниз.

– Мы тебе снимся, – прошептал ей Тёма. – Не вздумай реветь. А то кто-нибудь придёт, тебя разбудит, и мы исчезнем. Поняла?

– Поняла, – Мари, мгновенно повеселев, села. – А вы зачем пришли?

– За куклой, которую ты дедушке обещала.

Мари сердито шлёпнулась на подушку и повернулась к мальчикам спиной:

– Ну и что же, что обещала! А вот делать не стану, потому что дедушка плохой! На меня накричал, что я хрустальный ключ разбила, а ключ сам подпрыгнул, перевернулся и упал. А я не разбивала. Потому никуда не пойду, и подарка ему от меня не будет!

Стёпка виновато вздохнул, склонился над кроваткой:

– Мы сегодня дедушке приснимся. И всё ему расскажем: что ключ на самом деле я разбил, а ты ни в чём не виновата. С дедушкой помириться нужно. Хочешь, мы этого деревянного ангелочка сами ему отнесём?

– Забирайте, – не оборачиваясь, буркнула Мари. – Он там, под кроватью. Я всё равно никуда не пойду. Я не виновата, а он меня шлёпнул.

Мари натянула на себя одеяло, накрывшись с головой. Воробей слетел с карниза и опять уселся на спинке.

– А теперь уходите. Мне до вас павлин снился, я досмотрю.

Напротив особняка со скучающим видом прогуливался уже знакомый сухощавый иноземец. Изредка поглядывал на крыльцо. Распахнулись двери, оттуда выскочили Тёма и Стёпка, у Тёмы в руках был по-детски раскрашенный деревянный ангелочек с тряпичными крыльями. Они понеслись по набережной туда, куда устремлялись все прохожие. Господин быстро огляделся и двинулся следом. Не переходя на бег и не роняя достоинства, он шагал так широко и так быстро переставлял ноги, что ни на метр не отставал от летевших во весь дух мальчишек.

Весь город собрался на Дворцовой площади посмотреть на поднятие Александрийского столпа. Посредине была воздвигнута гигантская платформа с лесами и блоками, высотой с пятнадцатиэтажный дом. Через блоки были протянуты канаты, идущие к огромным лебёдкам – кабестанам, которые приготовились крутить солдаты. Распоряжался всем седой, высокий генерал.

Мальчики его узнали. Это был генерал с портрета в Стёпкином доме, с которым Тёма не очень удачно раскланивался.

Подошедший иноземец увидел, как Стёпка и Тёма пробирались через толпу. Между зрителями и платформой стояла шеренга оцепления. Мальчики попытались пройти ближе, но солдаты их не пустили. Подошёл офицер. Тёма что-то говорил, показывая на генерала, но офицер, с сомнением оглядев ребят, развёл руками и покачал головой, мол, «никак не велено». Иноземец решительно устремился к мальчикам, осторожно, но твёрдо раздвигая прохожих и бормоча извинения на иностранном языке. На него недоумённо оглядывались, но вид у него был такой начальственный и надменный, что все безропотно сторонились.

Стёпка с надеждой повернулся к Тёме. Тёма щёлкнул пальцами, воскликнул «Скарафаджо» и решительно обратился к офицеру:

– Видите ли, это модель скульптуры, которая будет стоять на вершине колонны, – Тёма показал офицеру ангелочка. – И её нужно непременно и немедленно передать генералу, от Марии Владимировны.

– Позвольте! – встрял стоявший рядом чиновник. – Колонну будет венчать бюст императора Александра, это решено.

– Ничего подобного! – возразил другой. – Там будет большой крест.

– Самое последнее высочайшее распоряжение, – уверенно объявил Тёма, – было как раз об ангеле.

Офицер колебался. Между мальчиками неожиданно возник сухощавый иноземец:

– Пропускать этих молодых людей очень желательно.