отчаяния. Но когда вы живете в «мире травмы», за ваши отклики несет ответственность ослабленная нервная система, которая постоянно исходит из того, что вы все время находитесь под угрозой нападения или изгнания, даже если на самом деле опасность отсутствует.

Комплекс Мертвой матери наносит удар по телу, останавливает вас в ваших духовных поисках, заставляет молчать, как только вы собираетесь что-нибудь сказать. Он парализует энергию, в результате чего вы не можете принимать участие в окружающей жизни. Это и есть то, что Вудман называет «тактикой опоссума», когда «жизнь воспринимается как минное поле, на котором вы лежите, сбитая с ног взрывами, которые неслышны для всех остальных. Если в окружающей среде присутствует подсознательная враждебность, тонкое тело, действуя автоматически, замыкается в себе и переходит в состояние “мертвого”» [11].

Для исцеления раны, оставленной комплексом Мертвой матери, полезно понять его происхождение и то, как он стал таким ужасающим выражением природы человека. Обратившись к мифу о Медузе горгоне, мы узнаем, что Медуза не всегда была таким ужасным монстром со змеями на голове вместо волос, заставлявшим всех каменеть от своего вида. Еще до того, как она стала той, что карала и сводила каждого до уровня овеществленного предмета, с ней самой поступили схожим образом.

Медуза была самой обаятельной из трех сестер ― очаровательной девой с золотистыми кудрями. И пока многие женихи стремились завоевать ее благосклонность, Посейдон изнасиловал ее в храме Афины. Преисполненная местью за осквернение храма, Афина прокляла Медузу, превратив ее прекрасные волосы в змей, и сделала ее такой страшной, что любой брошенный на нее взгляд превращал смотрящего человека в камень.

Для наших целей я рассмотрю два аспекта мифа: как Афина наказала Медузу за осквернение своего храма и как Медуза приняла ужасающую форму горгоны в результате надругательства над собой.

Афина появилась на свет из головы своего отца Зевса, будучи одетой в доспехи и готовой к битве. Можно сказать, что она была лучшей дочерью своего отца, олицетворяя такие основополагающие ценности, как благоразумие, сила и победа. А Медуза, хотя мы привыкли думать о ней как о воплощении женской ярости, когда-то была хорошо известна благодаря чувственной красоте и нежному отношению к сестрам. Образно говоря, мы можем с уверенностью утверждать, что эти две женщины представляют собой культурологическое противоречие женского начала – между гражданственностью и первобытностью, логосом и эросом, законопослушностью и неуправляемостью. Точно такое же противоречие, как мы видим, зеркально отражается в других повествованиях, например, в библейской притче о Марии и Марии Магдалине. Будучи богиней-девственницей, Афина была напугана жизненной активностью, первобытной энергией Медузы, поэтому прокляла ее и превратила в чудовище. Но не будем забывать, что был совершен акт отвратительного насилия, который и оказался в центре всех противоречий.

Изнасилование Медузы Посейдоном и ее убийство, позже совершенное Персеем, ― символическое культурное подчинение своенравного и неуправляемого женского рода, чьей представительницей она и являлась. Имя Медуза (Медха на санскрите, Маат на древнеегипетском языке) означает «богиня женской мудрости», поэтому ее изнасилование можно рассматривать как победу культуры, где доминировали мужчины под началом Зевса, над религиями, обожествлявшими женское начало. Для выживания в этих условиях женщины должны были стать такими же, как Афина, которой приходилось стоять в одном ряду с отцом, чтобы жить благополучно. Но результатом бытности «хорошей дочерью» или «хорошей матерью» и стала та злость, воплотившаяся в яростное изгнание Медузы, которая будет протестовать самыми непредсказуемыми способами.

Вы замечали, как часто в сказках мать главной героини либо умирает, либо пропадает, либо ее место занимает зловещая мачеха? Так, например, в сказке Белоснежка злобная мачеха так завидует красоте девочки, что выгоняет ее из дома и посылает за ней следом охотника, чтобы тот вырезал ее сердце. В сказке Гензель и Гретель жена лесоруба убеждает своего мужа отправить близнецов в лес в надежде, что они не найдут дорогу домой и умрут от голода. Для нас настолько неприемлемо, что мать способна на такие злобные, даже убийственные поступки в отношении детей, что мы заменяем ее другой женщиной, не испытывающей никакой эмоциональной привязанности.

Правда заключается в том, что многие матери борются с двойственными чувствами по отношению к детям, вплоть до сожаления, что родили их на свет. До нас периодически доходят леденящие кровь истории о матерях, убивших собственных детей. И хотя подавляющее большинство женщин не доходят до таких крайностей, многие знакомы с той яростью, отчаянием и изнеможением, которые бросают в пучину насилия.

Хотя я не являюсь матерью, но у меня много подруг, ставших мамами, и я вижу, как трудно им справиться с собой, чтобы не раздражаться и не злиться на детей. Мне кажется, что это вызвано тем, что в культуре мы не приемлем теневую сторону материнства. Мы подняли на пьедестал идеализированный архетип Хорошей матери, которая воплощает безусловную любовь, сострадание и заботу. Но проблема с этой односторонней перспективой заключается в том, что она учит мать и дитя тому, что все, уступающее архетипу Хорошей матери, неправильно или противоестественно.

В увлекательном рассказе «Комплекс Мертвой матери как призрак натуры человека» [12] писательница и антрополог Даниэла Сьефф рассматривает темную сторону материнства через призму эволюционного развития, изучая, каким образом несколько главных факторов, таких как наличие энергетической ценности и общественная поддержка, внесли значительный вклад в предрасположенность (или ее отсутствие) матери привязываться к ребенку. Сьефф описывает, как в некоторых обществах, традиционно занимающихся натуральным хозяйством, не является чем-то из ряда вон выходящим изгнание из дома или убийство ребенка в случае отсутствия ресурсов для его пропитания и содержания. По причинам, связанным с выживанием, «она не может принять на себя обязательства в отношении всех своих детей; ей правильнее будет учесть свои обстоятельства и характерные особенности ребенка, принимая решение, выхаживать его или нет» [13].

У нас на Западе больше ресурсов, и, к счастью, случаи убийств новорожденных детей матерями крайне редки. Впрочем, в исследовании этой эволюционной подоплеки Сьефф помогает нам понять то, что даже эти тревожные, деструктивные импульсы ― естественное проявление материнства. Хотя далеко не у каждой женщины развивается комплекс Мертвой матери, но если она ощущает себя лишенной поддержки, безразличной для окружающих и измотанной до предела, то оказывается предрасположенной к одержимости своим призраком. До тех пор, пока мы будем превозносить Хорошую мать и не обращать внимания на ее мрачную противоположность, женщины обречены, сами того