Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первое, что мы должны сделать, ― это понять, кто мы такие и чему придаем большое значение. Я люблю слово «значение», потому что у него два смысла: одно ― которым мы даем оценку с ощущением значимости, и другое ― которым мы описываем свой характер. Таким образом, мы сначала должны правильно оценить свои способности и возможности, затем должны понять, как оказаться на соответствующем им уровне.
В своем замечательном трактате Евангелие по Уму [14] Элис Уокер пишет: «Да не оставят без ПОМОЩИ всех тех, кто любит ближних своих, несмотря на ошибки, совершенные ими; да будет им дарована ясность зрения». Это высказывание оказало такое сильное воздействие на меня, потому что навело на мысль, что неудачи, заблуждения или странности нашей личности ― часть нашей целостности, и отделение их окажет дурную услугу нам самим и окружающим. Но, помимо этого, при воссоединении прежних связей с тем, что я называю «беженским аспектом эго», мы можем восстановить способность представлять себе путь вперед не только для своей жизни, но и для общего будущего.
Привычка ощущать собственную ничтожность ― своего рода отщепление, являющееся причиной того, что мы лишь частично показываемся жизни; собственное достоинство ощущается в прямой пропорциональности нашей способности жить всеобъемлющей жизнью. Вместо того чтобы изгонять из себя те части, которые когда-то были отвергнуты, мы пытаемся исправить те части себя, за которые опасаемся, что они окажутся у всех на виду и им причинят вред или проигнорируют. Мы делаем поправку и включаем их в себя, шаг за шагом, усиливая потенциал для приобщения, для принадлежности. В этом и заключается практика привнесения полноты нашего присутствия в текущий момент – неважно, наполнен ли он яростью или его захлестнула волна печали, – чтобы можно было сказать: «Я тоже принадлежу к этому».
Несколько лет назад мне преподали важный урок, когда я жила у друзей, о том, как личное изгнание может стать причиной боли для окружающих людей. Я с головой погрузилась в подготовку к переезду, когда оставляла город, в котором жила, но у меня еще не было нового пристанища, которое бы я могла назвать домом, и подруга со своим мужем пригласили меня пожить в свободной комнате. Сначала жизнь в гостях у этой любящей и чуткой пары протекала очень мило, но через несколько недель меня начало задевать за живое то, как я воспринимала их великодушие. Хотя они мне не дали ни одного явного повода для беспокойства, тем не менее я стала чувствовать себя так, будто вторглась без приглашения.
Я пыталась быть максимально полезной, покупала все продукты, готовила пищу, убиралась в доме во время их отсутствия. Но, как оказалось, даже всего этого было явно недостаточно. Я начала подолгу отсутствовать в доме или буквально скрывалась в своей комнате, чтобы дать им возможность побыть наедине друг с другом. Но вся правда заключалась в том, что я снова начала сваливаться в ступор мрачного стыда, ведущего в Потерянную Зону. Зависимость от друзей в доме, который не был моим, высвободила все мои старые комплексы непричастности. И под прикрытием этого осознания я воссоздавала то чувство непричастности, как тогда, в детстве, когда наблюдала с тех пресловутых лестниц, как жизнь проходила мимо меня.
Как-то утром подруга спросила меня, все ли нормально, и я сначала попыталась отмахнуться от этого вопроса. Однако через какое-то время я неуверенной рукой написала несколько слов на листе бумаги, так как мне было трудно произнести их вслух: «Я чувствую, что путаюсь у вас под ногами». За этим последовал переполненный эмоциями разговор, в котором моя подруга не столько утешала меня, сколько укоряла за мое поведение. Она сказала, что, сделав свою жизнь в их доме столь незаметной, я словно собственными же руками выгнала себя оттуда.
Ее слова окатили меня как ушат холодной воды. Я тут же вспомнила, как много раз подобным образом бросала налаженную жизнь, чтобы избавить людей от своего присутствия, уходя вперед, так и не распрощавшись с прошлым. Так проявлялось подсознательное требование любви и внимания. Точно таким же образом, как и в детстве, мое уклонение было мотивировано страстным желанием ощутить свою нужность. И хотя эта стратегия позволяла мне выживать в детстве, сейчас она безнадежно устарела и показала себя как полное отсутствие истинной храбрости.
До тех пор, пока мы скрываем аспекты своего внутреннего мира от посторонних глаз, так как верим в то, что только отредактированная и презентабельная версия того, кем мы являемся на самом деле, будет интересна окружающим людям, мы лишаем себя принадлежности. Но также ― и здесь очень важный момент, подметить который не так-то просто без определенного жизненного опыта, ― мы лишаем других принадлежности к нам.
Культ Мертвой матери
К большинству из нас, хотим мы это признавать или нет, ценности, носителями которых мы являемся, перешли из нашей культуры и семей. Одним из первых трудных шагов на пути к принадлежности является разграничение изначально нашего, личного внутреннего голоса от голоса Мертвой матери в тот момент, когда она появляется в нашей личной жизни, и одновременно с тем, как она выражает себя в рамках культурных устоев.
Как только мы начинаем осознавать, что лед равнодушия комплекса Мертвой матери распространяется в подсознании, мы мгновенно приходим к пониманию, что она эмиссар культуры, которая очерняет то, что юнгианцы называют «олицетворением женственности». По большей части тот образ жизни, который мы ведем сейчас, враждебен, даже фатален по отношению к женщинам. Идти в ногу с нашим все больше и больше теряющим рассудок обществом изматывающе, особенно учитывая то значение, которое оно придает престижу, продуктивности, богатству и власти. Даже если мы добиваемся во всем этом успеха, правила меняются по ходу игры. И все из-за того, что комплекс Мертвой матери ничем нельзя ублажить.
Пока Пожирающая мать жадно поглощает все хорошее, что осталось в нас, оставляя зияющие дыры скудности на нашем внутреннем