Борщ Василисы был, пусть и без пикантного копчёного вкуса, но не менее вкусным. А уж чесночок, сметанка да булка свежеиспечённого хлеба! Хороша хозяюшка, нечего сказать… это тебе не Волкова жена… прости Боги, не повезло, бедняге. А вот на этой, я б сам, может и женился бы: красивая очень, ладная, голосок, как ручеёк вьётся, в уж стряпня-я… Эх, если б не проклятье…

— Почему? — отвлекает от приятных мыслей Василиса.

— Потому что правду тебе охламоны сказали, — откладываю пустую тарелку, облизнув украдкой ложку, кладу в пустую тару. Впрочем, Вася замечает.

— Добавки?

Хотелось бы, конечно, но нет. Разговаривать серьёзные разговоры будем.

— Спасибо, хозяюшка, но наелся. Если в следующий раз, да на жаркое с мяском, запечённое с грибами белыми в духовке, а в завершение ещё укропчиком свежим посыпать…

— Завтра? — в голосе Василисы звучит надежда. — На обед приглашаю! Готовить очень люблю, — прилетает оправданием поспешным.

— Можно и завтра, чего нет… а сегодня, Вася, поговорим о браслетах.

Она вздыхает тяжело, смешно морщит нос.

— Не снять?

— Ты не воровка, — начинаю с самого начала, не отвечая на вопрос. — Буду говорить как есть. Раз навесила на себя активаторы, значит и этих балбесов слышишь, да? — киваю в сторону нахохлившегося ворона и невозмутимого Васиссуария.

Девонька, ну точно сама воробей какой, замирает, а затем понуро кивает.

— Но как ты… ты что же… — наклоняется ко мне близко-близко, так, что вид на все мною любимые прелести открывается божественный… ну не обделили Боги красотой её, однако. И красавица, и умница… и вообще, — тоже маг какой-то?

Я аж зависаю, позабыв о предмете пускания собственных слюней.

— К-кто? — закашливаюсь даже.

— Ну там, — неуверенно ведёт плечом, — колдун.

— Тьфу на тебя, — плюю, как положено через левое плечо. Тут же хватаю соль, сыплю туда же. — Нашла с кем сравнить, в самом деле! — смотрю с укоризной.

— Прости… а кто?

— Тот, с кем всем не везёт.

— Чёрный кот?

Васька демонстративно закатывает глаза.

— Согласен, — серьёзно киваю коту, — терпеть не могу это клише! Чтоб ты знала, Васенька, чёрные коты — на счастье. На наше, так уж точно и вообще… — я собираюсь разглагольствовать ещё, но девчонка внезапно морщится, бросает виноватый взгляд сперва на меня, и злой в сторону наглого котана.

— Что?! Уже умничает?

— Ну-у, не то чтобы…

— Что сказал? — требую я.

— Чтоб ты не растекался мыслью по древу… это… если коротко…

— На воротник бы тебя, Васиссуарий Венедиктович, — мотаю головой. — Но да ладно, прав он. В этот раз. Давай про браслеты.

— Не снять? — вновь повторяет свой вопрос Василиса.

— Сами спадут, как только обретёшь свою полную силу. Считай их активаторами, накопителями, по-разному называют. Кто-то, Вася, запечатал силы твои ведьмовские. Кто-то сильный. И вот если бы не попала ты в дом Яги, вряд ли бы они и проснулись когда-то.

— Яги?! — ахает она. — Бабы?

— Ну-у… бабы… ты Яде-то так не говори, она всё ещё обижается. Мы с мужиками прикол тянем, конечно, но она дуется.

— Ядвига? Баба Яга?

— Она самая.

— Охренеть, — не сдерживаясь, шепчет Вася. — А… Кирилл? Кто?

— О, а это нынешний Кощей.

— Б-бессмертный? — заикается она.

— Был, — киваю. — А сейчас вполне себе смертен, за Яду бессмертие отдал.

— Охренеть, — вновь повторяет Вася.

— Много тебе предстоит узнать, милая, но прежде, сходить к Мировому Древу и принять то, что ты ведьма.

— Очуме-еть, — подперев щеку ладонью, комментирует Василиса, когда я завершаю рассказ о Яде, Кощее и всех тех злоключениях, которые пришлось всем нам пережить из — за того, что бабка Яды запечатала её силы.

— Вот такая петрушка, да, — резюмирую, оглядывая бывших фамильяров Яги. — А судя по всему, твоя история с чем-то схожа. Ты — ведьма, с запечатанными силами. Кто это сделал и зачем стоит узнать как можно раньше. Ягу прочувствовать не мог сам Кощей, тебя же и браслеты признали, и звери. А значит, и навьи, чьи помыслы не слишком добрые тоже учуют.

— А если я уеду в город? Вернусь домой?

— Везде найдут. Это как аура по-вашему, — пытаюсь объяснить доходчиво. — Не спрятаться тебе теперь уж нигде.

— И что они сделают?

— Кто во что горазд, то и сделают. Кто силы поглотить возжелает, пока ты не знаешь как себя защитить, кто тебя к рукам приберёт.

— Зачем?

— Затем, Васенька, что после стольких лет ношения печати, силы твои возрастут в многократном размере. Лакомый кусочек ты для дел тёмных, карманная ведьма, кто ж откажется?

Она жмурится с силой, очевидно зверьё вновь ей что-то там вещает.

— Да хорош по мозгам девчонке ездить, в три горла прям. Я уж сам запудрил как мог, ещё и вы на фоне! — стучу кулаком по столу, и моё проклятье решает, что слишком долго всё шло гладко. Пусть сила удара моя была не столько велика, но столешница не выдерживает, идёт трещинами, с противоположной стороны опоры протяжно скрипят, вся еда кренится и во главе с горячей кастрюлей, овощами, приборами — летит на пол под девчачий визг, кошачье шипение и звонкое карканье. Подхватываю Василису на руки, чтобы не обожгла ноги горячим бульоном да осколками не поранила, отступаю на пару шагов назад, как раз аккурат к ступенькам, что внезапно становятся ближе. Нога соскальзывает, и мы ухаем на землю, эпично завершая весь кордебалет гулким “бум”.

— Твою- ма-ать! — шиплю, ловя звёздочки перед глазами. Это я знатно затылком приложился. Василиса в моих руках дышит куда-то в грудину. — Ты как?

— Что это такое? — охает она, — кажется, я лодыжку подвернула.

Кряхтя как дед, сажусь вместе с ней, мотая головой.

— Это, Вася, моё проклятие. Лихо я, везде где оказываюсь — вот такое происходит: борщи летают, коты ползают, вороньё кувыркается. Можно проверю? — киваю на её ногу.

— Да.

Аккуратно прощупываю щиколотку, с выпирающей косточкой, провожу рукой по стопе. Нежная кожа слегка покрасневшая на месте ушиба, но припухлостей нет.

— Холод приложить и будет порядок. — Убираю руки от греха подальше.

Она мило краснеет, ёрзает своим задом вот вообще не там, где надо. Удивительная наивность в наше время. Неужели не понимает, что только хуже делает?

— Прибраться бы надо, — смущённо тянет, оглядывая сотворённый армагеддон.

— Брось, Хозяюшка всё сделает.

— Хозяюшка?

— Долго ты ещё в молчанку играть будешь? — обращаюсь к Избе. — Уже и так всё выложил. Тут кое-кому рот не закрыть, а из тебя и слова не вытянуть.

— Помилуй, батюшка, столько новостей на девицу. Ещё и меня до кучи.

— М-мама! — ахает Вася, прижимаясь ко мне ближе. — Это что же, говорящий дом?

— Ну так Изба Бабы Яги перед тобой, — хмыкаю. — Ты уж прости меня, бедового, Хозяюшка. Приберись, будь добра.