Сам же Ванс рос в эмоциональном вакууме. Отец больше никогда не рисковал своим сердцем, и Ванс пошел по его стопам. А Рорка воспитала мать-одиночка, так что, возможно, он тоже никогда не знал любви. Что ж, вот он и нашел у них еще одну общую черту.

– Слушай, – продолжал брат, – если она виновна, ты ей ничего не должен, а если невинна, тебе вообще ничего делать не придется. Беспроигрышный вариант.

– Я подумаю.

– Думай, а я завтра уже буду в Дубае.

– В Дубае? – Ванс невольно улыбнулся. Младший брат мастерски добывал им ценнейшие экспонаты, но из-за этого редко бывал в Нью-Йорке.

– Да, напал на след, и если дело выгорит, мы в два счета обставим Ротшильда.

– А подробности?

– Будут сюрпризом. Поверь, этот приз стоит того, чтобы немного подождать.

И как ни странно, Ванс действительно ему верил. Собственно говоря, внезапно появившийся брат стал ему самым близким человеком на свете. Глядя на Рорка и ясно видя фамильное сходство, Ванс в очередной раз пожалел, что отец никогда не говорил про второго сына.

– Береги себя.

– Как обычно, – заверил Рорк и похлопал Ванса по плечу. – Я скоро вернусь, а если что-нибудь понадобится, у меня всегда при себе спутниковый телефон. При необходимости можешь звонить мне в любое время дня и ночи.

– Спасибо.

Ванс задумчиво смотрел в спину уходившему брату, пока он не растворился в толпе.

К субботе Шарли была уже на пределе.

– Лот номер тридцать два, – объявил аукционист, и Шарли едва не подпрыгнула. В ее крови было столько адреналина, что сейчас она наверняка смогла бы без ракеты долететь до Луны и вернуться обратно.

Глубоко вдохнув, она постаралась сосредоточиться на происходящем и аккуратно вынесла поднос с сапфировой диадемой. Не хватало еще споткнуться и с размаху ударить сокровищем об стену. При одной этой мысли она сразу же напряглась и замедлила шаг.

Добравшись до аукциониста, она слегка наклонила поднос, чтобы собравшиеся смогли лучше разглядеть диадему.

Слишком крупные или хрупкие лоты показывали на шестидесятидюймовом экране, но небольшие украшения вроде диадемы традиционно приносили на подносе, чтобы потенциальные покупатели сумели разглядеть их получше. Разумеется, все желающие уже заранее тщательно осмотрели выставлявшуюся коллекцию на предварительной демонстрации с шампанским и определились, кто и что хочет приобрести.

Но сейчас, стоя перед богатыми и знаменитыми в строгом черном костюме, Шарли чувствовала, как все они пристально разглядывают и ее саму, и ее ношу.

В любой другой день, вновь оказавшись в самом центре событий, она была бы на седьмом небе от счастья. Она бы плавно прошла по проходу между кресел, гордо демонстрируя очередной шедевр, но только не сегодня, сегодня ее хватило лишь на то, чтобы неподвижно замереть на месте.

Нужно было сказать, что она заболела, и пропустить сегодняшний аукцион, но ей нужны деньги, что приносит сверхурочная работа. Да и потом, она не хочет менять установившиеся порядки, не хочет вечно чего-то бояться, не хочет терять то, что ей удалось здесь построить…

– Тридцать пять тысяч долларов раз, тридцать пять долларов два…

Аукционист продолжал вести торги, но Шарли все равно не могла полностью сосредоточиться на происходящем, отчаянно пытаясь найти выход из создавшегося положения. Каждый раз открывая почту, она буквально обмирала от страха, и с каждым днем неизвестный шантажист становился чуть настойчивей и требовательней. Надеясь, что он оставит ее в покое, она больше ни разу ему не отвечала, но отлично понимала, что так просто он от нее не отстанет.

Незнакомец хотел информации и явно не собирался сдаваться.

Так что ждет ее впереди?

Тюрьма? Потеря работы? Сына?

Сердце в груди болезненно дрогнуло, а голова разом закружилась. Держась из последних сил, Шарли в полузабытье дождалась, пока аукционист наконец-то объявил заветную фразу:

– Продано за семьдесят пять тысяч долларов.

Шарли наконец-то выдохнула и унесла диадему, которую, стоило ей только скрыться от посторонних глаз, у нее сразу же забрал Джастин.

– Дорогая, присядь и отдохни немного, ты мне еще понадобишься на лоты сорок один и сорок шесть.

– Хорошо. – Она выдавила из себя улыбку.

– С тобой все в порядке?

Неужели все настолько очевидно?

– Все хорошо, просто немного проголодалась. Не успела нормально позавтракать.

– Тогда сходи, перекуси, в банкетном зале полно закусок.

– Хорошо.

Совершенно не представляя, как выбраться из пропасти, Шарли уселась за краешек стола, уставленного сэндвичами, печеньем и пирожными, и откусила кусочек коричного печенья, показавшегося ей не вкуснее опилок.

А счастливый и довольный Джейк играет на четвертом этаже… И она обязана сделать так, чтобы он и дальше оставался счастливым и довольным. Но для этого ей придется красть информацию у доверившихся ей людей…

Где же выход?

– Не так уж все и плохо, – раздалось у нее за спиной.

Обернувшись, она увидела застывшего в дверях Ванса Ваверли в джинсах, белой рубашке и потрепанных ботинках, что придавали ему легкий налет опасности. И сексуальности. У нее мгновенно пересохло во рту, и она едва ли не подавилась остатком печенья. Откашлявшись, Шарли вытерла выступившие на глазах слезы.

Протянув ей стакан воды, Ванс терпеливо дождался, пока она придет в себя:

– Не помню, чтобы еще когда-нибудь доводил женщину до того, чтобы она закашлялась до смерти.

– Ты меня удивил.

– Я заметил. Теперь-то все в порядке?

– Да.

– Хорошо. – Устроившись рядом с ней на стуле, Ванс закинул ногу на ногу. – Что ты стала такой дерганой?

– Никакой я не стала, – соврала она, глядя в неотразимые карие глаза с золотистыми искорками в обрамлении длинных ресниц. – Просто устала, сын ночью плохо спал, а, значит, и все мы плохо спали.

– А муж не мог его успокоить?

Шарли покраснела:

– Я не замужем. Есть только я и Джейк.

– Должно быть, непросто тебе приходится.

– С этим не поспоришь, но я ни за что бы не согласилась на другую жизнь. Джейк для меня все.

– Похоже, ему очень повезло.

– Наверно. А что ты тут делаешь?

– Я тут работаю, – усмехнулся Ванс.

Отлично, просто превосходно.

– Да, но на сами торги ты обычно не приходишь.

Ванс пожал плечами:

– Захотелось тебя увидеть.

– Ты меня и так каждый день видишь. – Она уже вся извелась и сидела, как на иголках.