перешли на «ты». У него в городе была лавка с сувенирами... Какими? Этого я вам не скажу, не был я в той лавке. Единственное, что могу сказать, в письмах он над своими сувенирами посмеивался. Писал, что сам бы нипочем не купил то, что там продает. И что если такие сувениры должны помогать человеку помнить, так уж лучше забыть.

Я с ним за границей познакомился. Однажды вечером в ресторан, где я играл, вошла компания — женщины, мужчины. Был понедельник, по понедельникам обычно не все столики заняты. В другие дни недели приходилось заказывать. Но играть-то мы играли каждый вечер, даже если только за одним столиком кто-то сидел.

Они заняли два столика рядом с подиумом для оркестра. Я, может, и не обратил бы на них внимания, но услышал польскую речь. Они вели себя раскованно, точно хотели обратить на себя внимание. Громко переговаривались через столик; я так понял, что они приехали с экскурсией, на автобусе. Долго изучали меню и вслух подробно обсуждали цены, по поводу дорогих блюд восклицали: Вы только посмотрите, сколько это стоит! Сейчас, дайте пересчитаю на наши. Господи Иисусе! У нас месяц на это жить можно. Уж не говоря о столовой. Ну да, побывать за границей в таком ресторане. Будет что дома рассказать. Не все же замки, соборы, музеи, виды. Давайте, заказываем самое дорогое. А если не понравится? Понравится-понравится, за такие деньги не может не понравиться. И водки, что ли? Зачем? У нас своя есть. Ну хоть для начала, по рюмке. Должны же быть на столе рюмки. Так у нас и рюмки свои есть. А если заметят? Как заметят? Водка, она везде прозрачная.

Подозвали официанта, и каждый по очереди показывал пальцем в меню — что он хочет. Все самое дорогое, так что официант, поняв размах, чуть не в пол кланялся. Была какая-то горячность в этом настойчивом желании заказать самые дорогие блюда и вместе с тем что-то обезоруживающее. Но я не собирался к ним подходить. Вообще избегал подобных встреч.

Перерыв. И мы уже собирались снова начать играть, когда из-за столика поднялся — как потом выяснилось — пан Роберт. Подошел к оркестру и начал говорить на какой-то мешанине — никто ничего не мог понять. Я колебался: признаться или нет. Он хотел танго и спрашивал, сколько это будет стоить, если они закажут музыку. Танго — поняли, сколько стоит? — нет. Тут я волей-неволей отозвался, сказал, что мы сыграем ему танго и ничего это не будет стоить.

— Вы говорите по-польски? — И тут же протянул мне руку: Роберт.

Но у меня во рту уже был мундштук саксофона, и я ему не ответил. Мы заиграли это танго. Он подошел к своим, к одному, к другому и, показывая на меня, что-то говорил. От обоих столиков на меня смотрели улыбающиеся лица. Пан Роберт пригласил одну из женщин на танец. Но не повел ее на середину зала, они танцевали совсем рядом с оркестром, будто он не хотел терять меня из виду. Привлекал ее к себе, как полагается в танго, и каждый раз улыбался мне из-за ее головы так, словно мы добрые знакомые. А я злился на себя: понял, что теперь не отстанет.

И оказался прав. В следующий перерыв он пригласил меня за свой столик: хоть на минутку, перекинуться парой слов с соотечественником. Ни на какие предложения выпить за столь счастливую встречу я не поддавался. Но все равно на меня посыпались вопросы, так что я даже пожалел, что открылся с этим танго. А вы здесь живете? Давно? А как вы здесь оказались? И как вам удалось устроиться в оркестр в таком ресторане? Сразу или сначала пришлось тарелки мыть? Небось по знакомству. Все с мытья тарелок начинают. Это в лучшем случае. Счастье, если кому-то потом удается пробиться в официанты. Это уже — ого-го! Да-а, неплохо тут, наверное, живется. Такой ресторан. Каждый день танцы. И платят, как за работу, не то что... Кто-то даже поинтересовался:

— Скажите честно, вы — политический? Сбежали?

— Нет, — ответил я.

— Тогда я знаю, в чем дело! Знаю! — Одну из женщин будто осенило: как я здесь очутился. — Вы, наверное, из-за женщины приехали! И что? Что?

Все накинулись на меня с расспросами. Женщина, сидевшая за другим столиком и до сих пор ни о чем меня не спрашивавшая, вздохнула:

— Ах, на что только способна любовь...

— Любовь, любовь... Какая, к черту, любовь?! — возмутился пан Роберт. — Какая там сегодня любовь?! Постель — и больше ничего.

— Не говори так, — возразила она. — Любовь — самое важное в жизни.

На мое счастье, из оркестра подали знак, что перерыв окончен. Однако это был не конец. Можно сказать, только начало. Через несколько недель на адрес ресторана от пана Роберта пришла открытка: он благодарит меня за незабываемый вечер, рад знакомству и скоро пришлет письмо. Без всякой задней мысли я ответил, тоже открыткой, что и для меня это был приятный вечер и я также рад знакомству. Однако вот что я вам скажу: не стоит быть слишком любезным. Никогда не знаешь, не загонит ли тебя самая обычная вежливость в ловушку. Просто пан Роберт своей открыткой словно угодил в какую-то не до конца зарубцевавшуюся рану. Я ведь оттуда ни разу открыток не получал.

Через некоторое время пришло это обещанное письмо. Длинное, сердечное. Он приглашал меня к себе в гости, в отпуск. Писал, что у него дачный домик на берегу какого-то водохранилища. Вокруг леса. Глухомань, тишина, спокойствие, одним словом, райский уголок — так он выразился. Даже если меня и правда какая-то женщина бросила, как тогда в ресторане говорили, здесь я о ней позабуду. Потому что здесь обо всем можно забыть.

Человек снова становится частью природы, без каких-либо обязательств, без памяти о прошлом. Впрочем, если мне нужны женщины, здесь их великое множество, он мне подберет такую, чтобы меня утешила после той. Бабы приезжают на выходные. Или в отпуск. Некоторые на весь сезон, так что даже не приходится особенно стараться, сами в руки идут. Не разочаруетесь, тем более вы из-за границы.

А в следующем письме, которое пришло следом за первым и было еще длиннее, он приглашал меня приехать хотя бы грибы пособирать. Год ожидается грибной. Сушить есть где, у него в домике — аккумуляторный обогреватель. Я ведь наверняка люблю ходить за грибами,