Гордиевский подчеркивает, что в брежневскую эпоху разведкаГДР могла похвастаться наиболее впечатляющими успехами тайной войны Востока сЗападом. В октябре 1968 года покончил самоубийством контр-адмирал Герман Людке,заместитель начальника отдела материально-технического обеспечения войск НАТО.Людке, среди прочего, имел доступ к картам размещения тысяч тактических ядерныхракет и был разоблачен, когда фотографировал миниатюрным «Миноксом» один изсверхсекретных документов. В день его самоубийства застрелился заместительглавы разведки ФРГ Хорст Вендланд, а в ближайшую неделю покончил с собойзаведующий отделом мобилизации боннского министерства экономики Ганс Шенк.

Между тем Маркус Вольф успешно продолжал «атаку насекретарш». В 1967 году была осуждена Леонора Саттерлейн, секретаршаминистерства иностранных дел, которая через своего мужа Хайнца передала КГБ3500 различных секретных документов. Когда Леонора узнала, что Хайнц женился наней с единственной целью — завербовать ее, она покончила с собой в тюремнойкамере. В 1970 году за аналогичную работу на Вольфа была арестована Ирена Шульциз министерства по делам науки, а в 1973-м — Герда Шретер, работавшая впосольстве ФРГ в Варшаве.

Маркус Вольф отошел от дел в 1987 году в чинегенерал-полковника. Как отмечает Олег Гордиевский, в последние годыкомандования иноразведкой ГДР он основательно испортил отношения со своимнепосредственным начальником — министром госбезопасности Эрихом Мильке и ссамим Хонеккером. Сегодняшним идеализмом от этих ссор тогда и не пахло — Вольфжаловался в московский центр на то, что Хонеккер «ограничивает разведывательноесотрудничество ГДР с СССР». В январе того года корреспондент «Ичсайта» ДжонсБернстайн писал, что неожиданный уход Вольфа частично объясняется егоразмолвкой с Хонеккером, не пожелавшим плыть в фарватере горбачевских реформ.Согласно версии советолога Авигдора Хейзелкорна, Вольф всю свою сознательнуюжизнь был продуктом советской разведки и упрямо гнул ее линию.

«Новое русское слово», Александр Грант.

Вечером в назначенное время к небольшому пивному бару«Померания» подъехало такси. Из него вышла Мария, сильно хлопнув дверцей. Вдальнем углу бара сидел Дронго. Женщина направилась прямо к нему. Она была втемном плаще и черном берете, делавшем ее похожей на испанку или француженку.

Сев напротив него, она сложила руки на столике. На бледномлице почти не было косметики. Под глазами виднелись темные пятна.

— Добрый вечер, — поздоровался Дронго, — у вас плохоенастроение?

— С чего вы взяли?

— Вы неважно выглядите.

— Просто устала. — Мария достала пачку сигарет, зажигалку.Громко щелкнув ею, затянулась. Лишь после этого сняла берет, расстегнула плащ.

— Вы невежливый кавалер, — упрекнула Мария, — разве можноговорить даме, что она плохо выглядит?

— Вы правы, простите.

— Ладно, считайте, что простила. У вас был разговор сХайнштоком?

— Вы же наверняка видели.

— Верно, но я не слышала, о чем вы говорили.

— О жизни, — усмехнулся Дронго, — о его и моей неустроеннойжизни.

— Почему вас так потянуло на лирику? — Она курила сигарету снепонятной жадностью, втягивая в себя вместе с воздухом сигаретный дым.

Доставая платок, он опустил руку в карман своего плаща,лежавшего на стуле. Автоматически проверил включение скэллера. Рука привычноскользнула по металлическому покрытию аппарата. Дронго вытер лоб и положилплаток обратно в карман, поправляя плащ. Вчера вечером в отеле он уронилскэллер на пол, и с левой стороны появилась небольшая царапина. К счастью,аппарат не пострадал, разведчик проверил его в гостинице, попросив портьепринести в номер магнитофон. Скэллер исправно глушил все его разговоры врадиусе двадцати метров. Он внимательно осмотрел аппарат, и лишь убедившись вего функциональности, снова положил его на место. Но сегодня эта царапинавсе-таки чувствовалась.

— Я вообще люблю лирику. — Он кивнул официанту, заказав двастакана вина. — Мы должны встретиться с ним завтра утром, — весьма убедительносоврал Дронго.

— Зачем? — Она спросила это безразличным тоном, затягиваясьсигаретой. За темными стеклами очков почти не было видно ее глаз.

— Он хочет подумать до завтрашнего утра.

— Когда вы с ним должны увидеться?

— В десять часов утра, недалеко от его дома. — ВпервыеДронго подумал, как трудно обманывать, не видя выражения глаз собеседника.

Словно прочитав его мысли, Мария сняла очки, посмотрела нанего.

— У меня нет карты, но название улицы я запомнил.

— Покажите. — Она достала карту города.

Склонившись над картой, Дронго вдруг почувствовал тонкийаромат духов.

— Вот здесь, — уверенно показал он заранее выбранное место.Своя карта была у него в кармане пиджака.

Женщина долго молчала, рассматривая карту.

— Хорошо, — сказала она, не поднимая головы, — я буду всоседнем доме. Если он откажется, действуйте по плану.

Официант принес горячее вино и две тарелки мягких рогаликов.

— Ваше здоровье. — Дронго поднял стакан.

— Ваше здоровье. — Мария взяла стакан, раздавив в пепельницеокурок характерным жестом, т. е. смяв его почти пополам.

Он обратил внимание на этот жест еще в Таллине.

— Вы всегда курите «Мальборо»? — спросил Дронго.

— Да, хотя в России сейчас трудно что-то достать. Выручаюткомандировки и наши ребята. Я просто привыкла к этому виду сигарет.

— В каком отеле вы остановились?

— В частном пансионе, почти рядом с вашим отелем.

— Вы успеете утром доехать до его дома?

— Да, — кивнула Мария, снова надевая очки.

Дронго поднял стакан.

— За вашу дочь.

Она достала другую сигарету из пачки и неожиданно сломалаее.

— Спасибо. — На этот раз женщина заметно волновалась.

Правила конспирации не разрешали агентам проводить вместе налюдях много времени. Сделав несколько глотков, Мария решительно проговорила:

— Вам пора, я уйду вслед за вами. Дронго встал и пошел кстойке бара. Румяный, толстощекий бюргер, сидевший неподалеку, ласковоулыбнулся ему.

— Сколько я должен? — спросил Дронго по-английски у бармена.

— Двадцать семь марок, мистер, — получил он ответ на ломаноманглийском.