— Хорошо, — сказал Хеелих, — я соберу свою группунемедленно.

Москва.

31 октября 1999 года

Весь вчерашний день Дронго читал документы. Старые архивныедокументы десяти-, пятнадцати-, двадцатилетней давности, о разведке уже несуществующей страны, которую уважали и с которой считались даже в КГБ,настолько зримыми и убедительными были успехи восточногерманскихпрофессионалов.

Привыкший полагаться на свою память, он запоминал сотнифактов, деталей, имен, кличек, которые могли пригодиться ему для последующейработы. Самым важным было ознакомиться с досье каждого из подозреваемых. Здесьбыли собраны материалы по каждому из пятерых сотрудников группы «Р». Преждевсего Дронго познакомился с личными делами уже погибших сотрудников. ПолковникРудольф Хеелих, очевидно, был цельной личностью. Несколько наград, работа вдевятом отделе. Это, кажется, внешняя контрразведка, вспомнил Дронго. ПотомХеелиха перевели в другой отдел, и он занимался нелегалами. Именно ему былопоручено возглавить группу, которая должна была уничтожить документы и выделитьглавных агентов для их последующей консервации.

В деле Нигбура привлекали его связи с бывшими осведомителями«Штази». Раньше он работал с ними, и в числе его внештатных осведомителей былДитрих Барлах. Затем Нигбур попал в группу Хеелиха. Дронго обратил внимание,что Нигбур попал в группу «Р» последним.

Из личного досье Освальда Вайса известно, что он учился вбывшем Советском Союзе. Очевидно, проходил стажировку в Москве: иногдаразведчиков стран Восточного блока направляли в Советский Союз для обменаопытом. С одной стороны, это была прекрасная возможность поучиться у советскихколлег. А с другой — позволяла советским спецслужбам более пристально наблюдатьза работой «дружеских» спецслужб, направляя их деятельность в нужное русло.После событий шестьдесят восьмого года в Чехословакии, когда система местнойгосбезопасности дала сбой, в Москве уже не всегда доверяли своим «друзьям».

Дронго закончил в третьем часу ночи. Сотрудник, отвечавшийза материалы, буквально валился с ног от усталости. В отличие от Дронго, онприезжал на работу к девяти и не был «совой». Дронго вернулся домой в четвертомчасу утра, назначив встречу с Шилковским на воскресенье. Он решил встатьпораньше, и назначил время беседы на час дня, решив для себя, что до этого ещеуспеет ознакомиться с личным досье Шилковского.

Дронго приехал на встречу с некоторым опозданием. Ему отвеликомнату, в которой он должен был беседовать с Шилковским. Дронго оглядел голыестены и усмехнулся. Он не сомневался, что все его беседы в этой и в другихкомнатах будут фиксировать на пленку и сотрудники внешней контрразведки СВРполучили указание на его плотную опеку.

Шилковский вошел, опираясь на палку, чуть прихрамывая. Унего были красивые седые волосы, породистое, чуть вытянутое лицо. Шилковскийбыл похож скорее на поляка, чем на немца — очевидно, сказывались далекиепредки, когда-то переехавшие из Бреслау, переименованного позднее во Вроцлав.Шилковский был немного старше Дронго. Ему шел сорок пятый год. Войдя в комнату,он внимательно посмотрел на Дронго. В его глазах была некоторая растерянность,которую Дронго уловил сразу. Такие глаза бывают у сильных людей, оказавшихся поразным причинам жертвами судьбы. Шилковский был сильным человеком, он перенесстолько операций и многолетнюю неподвижность. С другой стороны, эти ранениясказались на его характере, сделав его мрачным, нелюдимым.

— Здравствуйте, — сказал Дронго по-русски, когда Шилковскийвошел. Из его досье Дронго знал, что Шилковский хорошо говорит по-русски.

— Добрый день. — Шилковский проковылял к стулу и уселся нанего. Ногу он чуть выставил вперед. Палку поставил рядом с собой. Очевидно, онуже привык к допросам в этой комнате. И привык к разговорам о его прежнейслужбе.

— Я аналитик, — представился Дронго, — обычно меня называютДронго. Вы можете называть меня так. У меня к вам несколько вопросов.

— Я уже догадался, — усмехнулся Шилковский, — меня обычноприглашают сюда, чтобы задать несколько вопросов. Последние несколько лет я былздесь раз пять. И последний раз — несколько дней назад.

— Я знаю, — кивнул Дронго. — Вас спрашивали о Нигбуре. Ячитал протокол вашей беседы.

Шилковский усмехнулся второй раз. Он оценил тактичностьДронго, назвавшего допрос беседой.

— Я хотел узнать подробности той ночи, когда вас тяжелоранили, — пояснил Дронго. — Как могло случиться, что вы оторвались от основнойгруппы и оказались вдвоем. Ведь вы выехали все вместе?

— Это есть в документах, — устало сказал Шилковский, —всегда одно и то же. Всех интересует этот вопрос, словно мы специальнооторвались, чтобы подставить себя под пули нападавших.

— Кто это мог быть?

— Не знаю, — ответил Шилковский. — Раньше я полагал, что вызнаете, кто это мог быть. Мне казалось естественным, что нас могли убрать послетого, как мы сдали документы. Но когда меня стали лечить и каждый разспрашивать о нападавших, я задумался. Теперь я не знаю ответа на этот вопрос.

— Мне важно услышать вашу версию событий. Вы можетевспомнить, как это было?

— В ту ночь мы выехали с документами на встречу с вашимипредставителями. На месте остались Нигбур и Вайс. В первой машине былиполковник Хеелих и Бутцман, в микроавтобусе, где находилась большая частьдокументов — мы с Менартом, а в третьей, замыкающей, — Габриэлла Вайсфлог иГайслер. Она была за рулем, а Гайслер следил за дорогой. Он был у нас настоящиммастером своего дела. Я до сих пор удивляюсь, как он рискнул остаться вГермании после объединения. Если хотя бы одна страничка его досье попадет кнынешним властям… Он всегда был отчаянно смелым человеком. Про встречу вынаверняка знаете. Мы вывезли самые важные документы за город и сдали вашимпредставителям.

На обратном пути микроавтобус почему-то задержался напереезде. У них спустилось колесо. Мы оставили вторую машину рядом с ними ипоехали обратно. Хеелих хотел успеть вернуться и забрать из здания нашихофицеров — Нигбура и Вайса. Он опасался за них. Мы оставили их в Эркнере, устанции, а сами направились в центр. Мы проехали озеро Гроссер-Мюггельзе, и влесопарковой зоне нас обстреляли. Они словно ждали именно нас. Все произошломгновенно, я даже не успел никого заметить. Стреляли, очевидно, прямо в машину.Хеелих сидел за рулем, и пули попали ему в голову. Он умер сразу, не мучаясь.Меня ранили в плечо — я в этот момент пригнулся. Машина перевернулась изагорелась. Когда я попытался выбраться, в меня выстрелили еще раз. Попали впозвоночник. После этого я потерял сознание. Вот и весь рассказ.

— Полковника Хеелиха расстреляли из автомата. А вас добивалииз пистолета. Два выстрела в спину. Вы пытались бежать?

— А как вы думаете? Их было несколько человек. В менястреляли из автомата и пистолета.