— Безусловно.

— Кто еще входил в состав этой группы кроме Нигбура?

— Всего их было восемь. Полковник Хеелих и Освальд Вайс. Онумер шесть лет назад.

— Действительно умер? Может быть, он решил начать новуюжизнь?

— Мы проверили. Первый инфаркт случился у него в девяностом.Потом второй — в девяносто третьем.

— Неужели такого инвалида взяли в специальную группу?

— Он не был инвалидом до объединения Германии, — мрачнозаметил Осипов. — Вы забыли, какая тогда была обстановка? Люди стрелялись,умирали от инфарктов, сходили с ума. Кроме того, на Вайсе сказалась и судьбаего старшего брата. Тот застрелился в девяностом. Он работал одним изруководителей пограничной службы ГДР. Тогда на них вешали всех собак.

— Ясно. Вы твердо уверены, что Вайс умер?

— Абсолютно. Его похоронили в Лейпциге. На похоронах былисотрудники полиции, его бывшие друзья, супруга и дети. Они бы не могли устроитьподобную инсценировку.

— А где сам Хеелих?

— Это как раз самая запутанная история в нашемрасследовании. Полковник Хеелих был убит в ноябре восемьдесят девятого. Онвместе со своими сотрудниками готовил реорганизацию всех документов. Вместе сним был тяжело ранен его заместитель — Альберт Шилковский. Тогда нам удалосьего спасти буквально чудом. Он получил ранение в позвоночник. Полнаянеподвижность несколько лет, интенсивное лечение, четыре операции. Тольконесколько лет назад он сделал попытку подняться. Потом снова лечился. Сейчас онуже передвигается, но вынужден пользоваться палкой.

— Понятно. Как это случилось?

— Тогда было неспокойное время. На них напали в дороге. Досих пор не установлено, кто именно. Возможно, это было подразделение,специализирующееся на изъятии секретных документов бывших спецслужб. Возможно,действовали китайцы, которые были очень активны в тот период. Возможно —американцы. Или западные немцы. Кто угодно. Может быть, это была даже другаягруппа восточных немцев. Или наша военная разведка, которая узнала, чтоготовится операция по ликвидации документов, и решила нанести упреждающий удар.Мы ничего не смогли узнать. Группа Хеелиха проводила работу по нашему заданию.И нашим сотрудникам, прибывшим на место, достался только сожженныймикроавтобус, убитый Хеелих и тяжелораненый Шилковский, который, придя в себя,не смог сказать ничего определенного. Вот и вся его история.

— Невеселая, — сказал Дронго. — Это тот самый агент, которыйнаходится в России. Кажется, вы назвали именно его.

— Да, — кивнул Осипов, — он сейчас в Москве.

— С ним можно поговорить?

— Конечно. В идеале было бы лучше, если бы вы поговорили скаждым из них. Нам важно выяснить, кто мог выйти на Барлаха и у кого сейчаснаходятся копии документов.

— Я не совсем понимаю. Группа Хеелиха готовила документы куничтожению. Если на них напали, когда они были в пути, то все документы должныбыли похитить нападавшие.

— Нет. Дело в том, что на них напали, когда они возвращалисьпосле встречи с нашим представителем. У них с собой документов уже не было. Нонападавшие не могли этого знать. Отсюда мы и сделали вывод, что это Нигбур.Только он не знал, что документы уже были сданы нашему представителю. Он и Вайсостались в здании «Штази», пока остальные перевозили документы. Мы изменили нашплан в самом конце на случай, если среди сотрудников Хеелиха окажетсяпредатель. И он действительно был среди них. Но документы они уже передали. Этоточно.

— Тогда мне непонятно, почему вы подозреваете одного из этихлюдей?

— Документы, которые они перевозили, были сверх секретными.О них практически никто из посторонних знать не мог. Вы ведь понимаете, что вразведке ни при каких обстоятельствах нельзя составлять списки самых ценныхагентов. Любой, кто заикнется о подобном списке, будет объявлен либо сумасшедшим,либо предателем. Ни в одной разведке мира такого не допустят. Ни в одной, еслитолько заранее не известно, что через несколько дней и ваша разведка, и вашастрана просто исчезнут. Только в этом уникальном случае могут быть заготовленыподобные списки, чтобы уничтожить подлинники всех документов и не датьвозможности противной стороне узнать настоящие имена агентов.

— Я, кажется, начинаю разбираться в ситуации, — пробормоталДронго. — Вы, очевидно, считаете, что у меня может получиться то, что неполучилось у ваших аналитиков. Вам не кажется, что вы несколько переоцениваетемои возможности?

— В таком случае вы ничего не найдете, — раздраженно сказалОсипов, — и мы будем считать, что вам не удалось вычислить этого человека. Ядумаю, вы понимаете, что параллельно с вами будут работать и наши эксперты.

— Не сомневаюсь, — кивнул Дронго, — но, зная некоторыеметоды спецслужб, я никогда не поверю, что это единственный вариант разрешенияситуации. В случае, если информатора вычислить не удастся, вы, очевидно,рискнете пойти на нарушение ваших договоренностей с немцами. Верно?

Георгий Самойлович поднялся с кресла, подошел к столу, налилв стакан минеральной воды и залпом выпил. Потом сухо осведомился:

— Что вам еще нужно для выполнения вашей задачи?

— Спасибо, — поднялся Дронго. — Кажется, я получил ответ напредыдущий вопрос. Когда я могу ознакомиться с досье? Надеюсь, они теперь несекретные?

— Конечно, нет. Немедленно. Мой водитель отвезет вас. Япопрошу показать вам все материалы, которые имеют отношение к этому делу. Вседокументы восьмидесятых и относятся к спецслужбе страны, которой уже десять летне существует. Можете ознакомиться с ними.

— Завтра утром я хотел бы встретиться с Шилковским. Хотязавтра воскресенье, но мне нужно срочно с ним переговорить. Это возможно?

— Безусловно. Мы с ним много раз беседовали, и вы сможетепрочитать протоколы допросов, если захотите. Еще что-нибудь?

— На понедельник мне нужен билет в Тель-Авив.

— Разумеется. Что-нибудь еще?

— Последний вопрос. Зачем вы меня позвали? Вы верите в успехили таким образом хотели использовать последний шанс, перед тем как принятьрешение о ликвидации всех оставшихся в живых агентов группы Хеелиха?

— Вы же прекрасно знаете, что я не отвечу на этот вопрос.Что бы вы хотели услышать? Какой ответ?

— Ничего, — ответил Дронго. — Вы уже ответили на все моивопросы.

Прошлое.

Восточный Берлин.

8 ноября 1989 года

Он с трудом продвигался по городу. В центре толпились люди —в ГДР уже вторую неделю шли митинги протеста. Несколько дней назад наАлександр-плац вышло почти полмиллиона человек. Многие из них несли портретыГорбачева и лозунги на русском языке. Он хорошо понимал русский язык и виделповсюду эти ненавистные ему слова — «гласность» и «перестройка». Он резко нажална тормоз, нервно просигналил. Трое подвыпивших молодых людей чуть не попалипод его машину. У него была советская «волга», и люди обходили машину стороной,весело улыбаясь.