Чем больше он говорил, тем больше меня тянуло в этот самый Кинкасат. А в свете того, что Ник обещал меня найти и пропал, желание поискать его в этом самом призрачном зеленом городе было непреодолимым. И я сделала шаг вперед.

– Да стой же ты, – снова хотел схватить меня за руку сталкер, но под моим взглядом его рука опустилась, так и не коснувшись моей. – Войдешь туда и можешь не вернуться. Никто не возвращался.

Может ли этот город быть порталом в мой мир? Задумчиво, рассматривала я каменные стены, и ожидаемо не находила ответа. Никакой тебе надписи: «Оставь надежду всяк сюда входящий»*, никаких предупреждающих знаков, лишь гостеприимно распахнутые ворота и чистая площадь, устланная темно-серым камнем, за ними.

Подошла ближе к воротам и замерла удивленно, узнавая в камне, используемом для строительства, зеленую хромовую слюду – вердит. Уж очень любила маменька всякие побрякушки из вердита. Ценила даже больше других полудрагоценных камней, считая способной выводить из организма вредные вещества и токсины, тем самым улучшая внешний вид и сохраняя красоту. И если я правильно помню его магические свойства, расписываемые мамой отцу, то он помогает отыскать верный выход при любых сложных, жизненных обстоятельства. Символично. Наверное.

Именно эта мысль вымела из моей головы все сомнения, и я сделала шаг к видимой границе, за которой трава, превращалась в камень.

– Да куда же ты прешь? – кипя возмущением, оттащил меня от ворот мужчина.

Подняла взгляд, мечтая испепелить доставшего меня наглеца взглядом, и наткнулась на карие очи, пылающие огнем и светло-русую щетину на щеках.

– Ты кто? – желание убивать никуда не делось, лишь на мгновение спряталось под острым изумлением.

А он так и застыл, крепко держа в своих руках, вглядываясь мне в глаза и расплываясь в улыбке:

– Выходите за меня замуж, – так спокойно и обыденно, а в глазах восхищение, надежда и томительное ожидание. И мне на мгновение стало неловко, от того, что я внушаю кому-то такие эмоции.

Машинально улыбнулась в ответ, шокировано зависнув на этом предложении. В какой-то момент меня утянуло в омуты карих глаз настолько, что я невольно подалась вперед. Вдохнула непередаваемый мускусный аромат с нотками свежего морского бриза и залипла на губах, чувствуя, как тело поддается вперед в ожидании поцелуя.

Да не, нафиг. Чтобы собственное тело и предавало? Да, я даже в подростковом возрасте его хорошо контролировала, а тут давно уже не наивная девочка, а залипла. Того и гляди расплывусь розовой лужицей.

Моргнула, отгоняя наваждение, и остужая взбунтовавшееся либидо, выскользнула из сильных рук незнакомца и, неверяще покачав головой, на негнущихся ногах отошла в сторону.

И этот туда же! Что-то страшно становится от таких предложений.

У меня, что на лбу написано: «Ищу мужа» или где-то есть символ, вынуждающий всех встречных делать мне предложение? Ценник с биркой «Хватай по скидке, а то потом никаких денег не хватит на такой редкий товар!»?

Погасила нелепый порыв оглядеть себя в поисках этой самой надписи. Выдохнула. Совсем не смешно. Три года никто не решался, а тут три предложения за неделю. Бью рекорды!

* заключительная фраза текста над вратами ада в «Божественной комедии» Данте Алигьери.

Трейниксер арх СКайдемантл

В глазах уже рябило от цифр, сводок и доносов. Откинув новую разработку артефакторов, Трей устало откинулся в кресле. Он никогда и никому не признается в том, что его сейчас беспокоило. И не просто беспокоило, сводило с ума. Эта трехнедельная тишина и гнетущее ощущение, что не хватает чего-то очень и очень ценного. Или точнее кого-то…

Будучи маленьким мальчиком, он постоянно ощущал свою ущербность. Нет, он ни в чем не был хуже своих ровесников, а в некоторых вещах даже превосходил их. Например, отсутствие в их с матерью жизни отца и взросление на улице привело к тому, что драться он научился чуть ли не раньше, чем ходить. И самое первое воспоминание было отнюдь не сладкое – он зубами вгрызался в лодыжку того, кто заставлял маму плакать, а тот откинул его как какого-то щенка. Он и был щенком. Щенком, получившим тогда свой первый шрам, но защитившим женщину. Трей не помнил, что именно тогда произошло, но помнил, как они убегали ночью, и как мама плакала, повторяя, что он ее спаситель. Уточнять детали произошедшего не решился ни тогда, ни много позже.

Он рано научился воровать, прятаться, бегать и скрываться, добывая пропитание, которого им постоянно не хватало, а еще он безмерно восхищался матерью. О том, как нелегко избалованной принцессе пришлось выживать с новорожденным ребенком, Трей узнал много позже, а тогда его каждый вечер укладывали заскорузлые от постоянной стирки белья руки. Это сейчас у мамы они мягкие и нежные, а тогда…

Все изменилось, когда ему исполнилось семь, и их нашел поверенный деда. Империя меньше года, как восстановилась после нападения, в котором погибла вся правящая семья, и к власти вернулся прежний император. И как выяснилось, по совместительству его дед. Но узнал Трей об этом много позже, а тогда придя домой с очередной подработки, заметил рядом с мамой карателей в черных плащах и опрометчиво бросился ей на выручку. Естественно, был перехвачен мощной рукой и шокирован словами:

– Аккуратнее, Талромон, мы же не хотим навредить возможному будущему императору.

Его тут же отпустили, осторожно поставили на ноги и, поправив задравшуюся было курточку со словами:

– Вам и Вашей маме ничего не угрожает, Ваше Высочество, – подтолкнули к женщине.

А та, раскрыв объятия, взлохматила его темные, как у отца, волосы и прошептала:

– Теперь все будет хорошо, Трей. Мы возвращаемся домой.

Но долго пробыть во дворце, который мама называла домом, не удалось. Спустя месяц они впервые расстались на несколько лет. Трей вместе со своими новоявленными друзьями был отправлен в закрытую академию десов. И как много позже понял Трей под прикрытием, так как все трое были записаны как десы Шиэллос.

В первый же день они втроем подрались со старшими ребятами так, что оказались в лекарском крыле. Там лежа в одиночестве в палате он впервые и услышал ее. Девчонку. Маленькую. Хрупкую. Плачущую. И впервые ему захотелось защитить и поддержать кого-то чужого, постороннего. Трей и поддержал, как мог, а мог он немного с учетом того, что их разговор происходил мысленно.

Никогда и никому принц не рассказывал об этом общении. Парни не раз замечали, как он отрешается от мира, но, несмотря на их попытки вызнать тайну, делиться тем, что он общается с девчонкой, Трей не хотел. А еще он впервые чувствовал себя цельным, словно какой-то выпавший у него при рождении кусочек, вдруг отыскался совсем рядом.

И вот сейчас этот кусочек снова потерялся.

«Где ты, Бель?» – обеспокоенно стучала в его голове тревожная мысль.