Именно в такие минуты понимаешь, что врач – это не только профессия. Это еще и то, что внутри. Ты причащаешься к таинству жизни и смерти. Порою стоишь с руками по локоть в крови. Проводишь бессонные ночи. Слышишь стоны боли и тихий радостный смех. Иногда, как сегодня Вдовина, отнимаешь жизнь ради жизни. Но чаще (и это главное) слышишь в операционной его – первый крик.

Врачи бывают разные: сдержанные и эмоциональные, интеллигентные и матерщинники… Всякие. Объединяет их одно – дух. Без этого эфемерного понятия долго в профессии не задерживаются. Да, как и в каждом коллективе, здесь есть сплетни, и еще какие! Кипят страсти – можно обжечься. Но в операционной все будут равны, как могут быть равны только оказавшиеся на пороге между рождением и небытием.

Здесь все решают опыт, доверие и надежное плечо коллеги, а не лайки и рейтинги. Врачами становятся не ради денег. Достойная зарплата? Разве что достойная слез, недоумения и сочувствия. Во всяком случае, до тех пор, пока у тебя не будет имени и опыта.

У врачей есть свое особое… братство, что ли. Хоть от сего слова и несет пафосом. Потому что это не специальность – это состояние души и образ мыслей.

Наконец пятиминутка закончилась. Можно выдохнуть. Потом вдохнуть. Влить в себя чашку кофе и пойти переодеваться, готовясь к плановому кесареву.

Я стояла у крана, надраивая руки мылом. Ушибленный вчера локоть болел, но терпимо, хотя и втерла в него обезболивающей мази от души. Рядом плескался анестезиолог Лешка – веселый светлый парень с абсолютно черным чувством юмора. Одна его фраза «Без надобности не лечись – проживешь дольше» чего только стоила.

Закрыв локтем кран, Лешка потянулся к общим стерильным пижамам и – кто бы сомневался! – цапнул из стопки мою любимую.

– Положи на место, – процедила я.

– Дана Владимировна, вы сегодня какая-то злая, – паясничал анестезиолог, прекрасно зная, что меня бесит, когда берут мои вещи. Пусть те мои лишь условно.

– Я не сегодня, я всегда. А еще эгоистичная и самовлюбленная. Но, кроме этих достоинств, у меня есть и недостатки, – парировала я. – Пижаму верни.

Удивительно, но Лешка, хитро прищурившись и глядя мне прямо в глаза, протянул зеленый комплект.

– Дан, а что ты делаешь сегодня вечером? – внезапно вопросил он.

Хотела ляпнуть: «По плану – подыхаю». Но любопытство оказалось сильнее.

– К чему вопрос?

– Просто у меня есть два билета в Австралию… – заговорщицки сообщил этот клоун.

– Леш, твое чувство юмора можно использовать вместо анестезии: оно как отличный тяжелый лом бьет прямо по затылку.

– Зато благодаря ему ты сейчас не задумчивая и сонная, а злая и собранная.

Я фыркнула и пошла переодеваться.

Все же Лешка балагур и та еще зараза, но чего у него не отнять – это умения взбодрить. После короткого разговора я действительно собралась, будто спала не всего пару часов, а добросовестно мяла полушку треть суток, как и завещал великий физиолог – Иван Петрович Павлов. Кстати, несмотря на то, что оный ученый муж был выдающимся, памятник-то поставили сначала не ему, а его собаке… Судя по всему, она была еще более выдающейся.

С такими мыслями я и вошла в операционную, где уже лежала беременная. Она кусала губы и пыталась одновременно улыбаться – эта смесь тревоги и ожидания радости всегда меня поражала.

Посмотрела на ее тело, которое шторка разделяла пополам: тканевая граница меж вотчиной анестезиолога и акушера была почти эфемерной и в то же время – незыблемой.

Рядом с роженицей уже колдовал Лешка. Сейчас он ничем не напоминал того паяца, которым был десять минут назад. Сосредоточенный, внимательный, он пристально следил за показаниями давления и пульса.

Тишину операционной нарушало лишь бряцанье инструментов. Никаких переглядываний, подмигиваний, шуточек. Это будет потом, когда всё закончится… Ну или почти закончится, и станет ясно, что опасности нет и в извечном бою человека со смертью выиграно еще одно, пусть маленькое, но сражение.

Скальпель рассек сначала верхние ткани. Потом я сделала еще один надрез. Мои движения были отточенными, выверенными. Помню, как еще студенткой училась резать: складывала несколько тетрадных листков один на другой и проводила по жиденькой стопке скальпелем. Нужно было рассечь верхний, не тронув нижний. Сколько я тогда бумаги извела…

Младенец появился на свет вполне здоровый, но очень крупный.

– Четыре с половиной, – на глаз определила неонатолог Светлана Олеговна – дама пожилая, но удивительно проворная, несмотря на свой преклонный возраст. Вот уж кого язык не повернется назвать «бабушкой», хотя ее внуки скоро сами в институт пойдут.

Новорожденный оказался дюже недовольным малым, о чем не преминул тут же всем сообщить. Громко, требовательно и на одной ноте он огласил операционную криком, который был похож на взрыв звуковой гранаты в миниатюре.

– Певцом будет, – усмехнулся Лешка, глядя на голосистого младенца.

– Певцом, отцом, молодцом… – фыркнула Светлана Олеговна, – главное, чтобы здоровым!

И, взяв недовольного новорожденного, понесла его на обработку.

Ребенок попробовал было что-то еще прогорланить, но с неонатологом, которая за свою смену с десяток новорожденных принимала, больно-то не повоюешь. Тем более если из оружия лишь одни высокие ноты.

– Четыре восемьсот, – спустя пару минут сообщила Светлана Олеговна, которая редко ошибалась в весе более чем на сто грамм. – И десятка по Апгару.

Действительно богатырь… Такой едва поместился в роженице, собственный вес которой был едва ли пятьдесят.

Дождавшись выхода плаценты, начала зашивать. Вокруг уже не было тишины. Впрочем, и суеты тоже. Зато была радость. Тихая и светлая. Еще одна жизнь.

Вот только Фортуна – дама капризная. А еще она очень любит разнообразие. И уж если подарила тебе радость, значит, жди в дальнейшем гадость. В моей жизни это был закон, не дававший сбоев.

Спустя час я выслушивала в кабинете начмеда оду. Мата в ней почти не было. Зато присутствовало восхваление меня. Правда, в гомеопатических дозах, но все же…. Это не то чтобы настораживало, а откровенно пугало.

Причина такого странного поведения начальства оказалась простой: приказ министерства. Ну не совсем приказ (иначе бы и деньги выделили), а пожелание. Активное такое пожелание, как родовые потуги, от которых фразой «давайте потерпим-подождем» не отделаешься.

Пару лет назад на федеральном уровне было утверждено: каждое образовательное и лечебное учреждение обязано иметь свой сайт. Обязано. И точка. Это раньше человек без бумажки был таракашкой, а ныне больница без своего домена – не больница, а так, аппендикс при ЖКТ.

Для нашей многопрофильной сайт тоже сделали. Правда, на коленке, отрабатывавшие таким образом свою практику студенты-программисты, но все же… Сайт получился ужасным, страшным, жутко непонятным и унылым. Зато гордо наличествовал на просторах сети, прячась в самом конце ленты результатов поиска браузера.