Помню ее такой лишь однажды. Только переехал с родителями в Москву, пришел учиться в новый универ и встретил ее. Шумную, безбашенную и безумно привлекательную.

Меня сразу предупредили – связываться с Адой не стоит. Нет у нее сердца. Вместо него золотой кулон в форме сердца от Тиффани. Но я отважился и у нас было одно потрясающее свидание.

Я пригласил Аду в парк развлечений, выиграл для нее в тире плюшевого мишку и держал за руку, когда мы ехали на аттракционе через мертвую петлю. Она бесконечно шутила и улыбалась, ела мое мороженое, потому что из чужих рук вкуснее, слизывала его остатки с моей губы, потому что ходить выпачканным неприлично. Потом был ночной сеанс в кино и к утру на лавочке во время встречи рассвета, Ада уснула у меня на груди, одетая в мою куртку. Сказала на пять минуточек, а проспала четыре часа. Руки и спина затекли, но я не отваживался ее будить. Только гладил шелковистые волосы и вдыхал запах ландыша. Всего один день, а я влюбился и погряз в этой девочке без сердца намертво.

И вот теперь все заново, и я опять лечу на ее огонь как мотылек.

На Аде легкое белое платье и босоножки, волосы распущены и рассыпаются по плечам русым водопадом.

– Хочу сладкую вату, розовую, – она рассматривает, как продавец ловко орудует в специальной машинке и наматывает лакомство на палочки, – ты будешь есть, а я отщипывать.

– Как скажешь, – забираю воздушный розовый шар и откусываю приличный кусок, – малиновая.

– Черт, люблю такую, жаль не могу почувствовать, – она отщипывает маленький кусочек и кладет в рот, – как трава.

– А так? – обхватываю ее затылок и притягиваю к себе, впиваясь в пухлые губы. Ада больше не сопротивляется, сама льнет ко мне и это бьет по голове лучше любого алкоголя.

– Определенно, – она немного отстраняется и улыбается, – так вкуснее. Боюсь представить, что будет, если мы купим мороженое.

– Обязательно купим.

– Хочу запустить бумажный фонарик, – Ада указывает в небо, – в форме сердца и загадать желание.

– Давай, но ты же понимаешь, что и я свое загадаю? – поднимаю бровь.

– Трах, – Ада расплывается в улыбке, – но исполнится все равно мое, потому что мне нужнее.

– Тебе всегда нужнее, эгоистка махровая. Помнишь, как ты шпоры у меня на экзамене забрала и сдала на пятерку, а я пошел на пересдачу?

– Помню, – Ада утыкается мне в плечо и виновато смеется, – ну я же не могла пойти на пересдачу, так что пришлось тебе.

– Всегда и всеми пользовалась.

– Ну и посмотри где я, – Ада подхватывает меня под руку и тащит к продавцу фанатиков, – видимо, боженька меня за все наказал.

– Ада, не говори так и не думай,– останавливаю ее и нежно поглаживаю бархатистую ладошку.

– Желание, – она машет пакетом с бумажным сердцем.

– Идем, – качаю головой и поджигаю маленькую свечку.

Потом мы оба поддерживаем большое сердце в руках и позволяем ему наполниться горячим воздухом. Ада закрывает глаза и шепчет что-то себе под нос, улыбается и отпускает край сердца. Я делаю то же самое, и оно улетает в вечернее небо, постепенно растворяясь в нем.

– Что загадал? Только не говори, что действительно секс, – Ада переплетает наши пальцы и тащит к колесу обозрения, чтобы посмотреть на ночной город с высоты птичьего полета.

– Чтобы исполнилось твое желание.

– Спасибо, – мне кажется, я вижу, как наполняются слезами ее глаза, но Ада быстро отворачивается и спешит к кассе, – нам два билета.

– Ты же понимаешь, что в кабинке мы будем одни и вокруг уже сумерки.

– Намекаешь на то, что будешь шарить у меня под юбкой?

– Да, – помогаю ей забраться в кабинку и провожу рукой по круглой заднице.

– Ну а зачем ты думаешь, я тебя сюда потащила? – Ада падает на жесткую лавочку и двигается, позволяя мне занять место рядом с собой, – тискай.

– Фу, как по-детски.

– Тогда не тискай, – она обиженно пожимает плечами и разглаживает на коленях платье.

– Да подожди ты, мы еще от земли даже не оторвались, – наблюдаю как кабинка медленно отъезжает от работника парка, – нетерпеливая какая.

– У меня складывается сейчас ощущение, что это я тебя домогаюсь, – Ада подсаживается ближе и приобнимает себя моей рукой, – прохладно тут.

– Конечно, – разворачиваюсь и приближаюсь к ней вплотную, – как скажешь, – моя ладонь в темноте ползет по ее голой коленке и собирает платье на бедре. Ада сильно подрагивает и царапает ноготками мою грудь через майку.

Полуоткрытые губы манят к себе прикоснуться и я не удерживаюсь, подаюсь вперед и глубоко целую, раздвигая языком зубы и добираясь до сладкого язычка. Так давно хотел это сделать, что не могу сдерживаться, шарю ладонями под юбкой, глажу кожу бедер и провожу пальцами по кружеву трусиков. Они уже влажные насквозь и хочется овладеть Адой прямо здесь. Тяну за резинку вниз, но она останавливает.

– Мирон, тут же дети вокруг, им на такое лучше не смотреть, – она смеется, а у самой глаза горят от возбуждения. Ада точно будет сегодня моей.

Колесо описывает круг и мы выбираемся из аттракциона:

– Ты хотя бы раз посмотрел на город?

– О чем ты? Я смотрел только на тебя.

– Это запрещенный прием, – она облизывает свои припухшие губки, – теперь мне точно не отвертеться.

– Согласен, – прижимаю Аду к себе плотнее, чтобы чувствовать тепло ее тела, – хочешь мороженое?

– Да, – она притормаживает у витрины с сувенирами, – спасибо за сегодняшний день.

– Он еще не закончился.

– Ты прав. С тебя мороженое, а я выберу магнитик.

– Хорошо, буду через минуту, – целую Аду в губы и отвлекаюсь на продавца мороженого в трех метрах от сувениров.

Когда я оборачиваюсь, ее уже нет рядом.

Смотрю, как Мирон отворачивается и уходит и не могу себя заставить исчезнуть. Понимаю, время вышло. Таблеток больше нет. Последнюю я выпила два часа назад. Мне плохо. Очень. И если не уехать сейчас, то я потеряю сознание прямо у него на руках.

Но ведь план был другой.

Прости, Мирон и спасибо за это день. То наше единственное свидание было лучшим в моей жизни и безумно хотелось прожить его еще раз.

Пробираюсь через толпу гуляющих к выходу и быстро прыгаю в первое попавшееся такси. Меня уже прилично потряхивает от боли и дикого холода. Вместе они пронизывают тело насквозь и бродят по нему волнами, шараша в разные нервные центры в полном беспорядке.

Пока Мирон был рядом, это отвлекало, но теперь хуже в разы. Я медленно дышу, позволяя боли протекать по мне свободно и прикрываю глаза.