Как они сказали? Мы готовы взять вас в обновленную программу по исследованию дефектных генов и с удовольствием будем рады видеть вас осенью. Что вчера, что сегодня хочется плакать. Вот так и упускаются шансы, иногда единственные в жизни. До осени я не протяну, о чем честно их предупредила.

Надо забыть.

Вдох-выдох.

На улице солнышко, я схожу поесть и уеду гулять по центральному ботаническому саду. Обязательно сниму обувь и похожу босиком, я так давно об этом мечтала.

Забрасываю в карман пузырек с обезболивающим на всякий случай и бреду по коридору, проходя мимо парада человеческого падения. Шлюха Танька вернулась с ночной смены, похоже совсем ушатаная, зато бухая и с улыбкой. Вот так и надо относиться к работе.

– Ада, хочешь затянуться? – наркоша из соседней квартиры тянет косяк с травой. Болезненно худой, заспанный и опухших, тоже приводит себя в порядок препаратами, как я час назад.

– Давай, – перехватываю скрутку, сразу глубоко затягиваюсь и задерживаю дыхание, едкий дым опыляет легкие и шустро проникает в кровеносную систему. Эндорфины заполняют каждую клеточку мозга и уголки губ ползут вверх, – люблю встречать тебя по утрам, Эдик, – выдыхаю дым через нос.

– Что за мужик вчера приходил? Упакованный, – парень заинтересовано смотрит на меня, пока я делаю еще одну затяжку.

Значит, на самом деле приходил. Не привиделось. Пальцы с косяком начинают подрагивать. Хотел время мое купить, а я подарила.

Даже смешно.

Через сколько он ушел, когда я уснула? Что делал? Вряд ли надолго задержался. В моей каморке заняться особенно нечем. Даже чай, как Мирон успел убедиться, выпить не получится.

– Знакомый из старой жизни, – возвращаю Эдику косяк, где еще осталось на одну затяжку и пожимаю плечами.

– Хорошая у тебя жизнь была, Адка. Мужики непростые, – он щурится и присасывается к косяку.

Скотина Эдик, ему бы со всего поиметь выгоду.

– Были, да сплыли, – прохожу мимо него в сторону лестницы, – теперь я одна из вас, голь и босота.

Сбегаю по лестнице и приземляюсь в кафе, по привычке заказываю творожную запеканку с изюмом и вишневый компот. Обожала все это в детстве.

Мирон, наверное, уже не появится, скорее всего понял, что сглупил и ушел. Зачем я ему сейчас, да еще такая? Смотрю на свое отражение в зеркальной витрине кафе и отвожу глаза. От былой Ады не осталось ничего, даже блеск в глазах давно пропал.

Официантка ставит передо мной заказ и я беру в руки вилку, медленно отрезаю кусочек и вкладываю в рот, жую. На вкус, как трава. Вздыхаю, но все равно доедаю и запиваю таким же безвкусным компотом. Вкус и запах исчезли еще полгода назад, так что теперь у меня наслаждение едой чисто эстетическое.

– По какому поводу имею честь? – сухенький профессор смотрит на меня из-под своих очков. К этому светиле запись на два месяца вперед, но если есть деньги, то и ничего невозможно в жизни нет.

– Аркадий Семенович, – протягиваю ему папку с распечатанными и переведенными документами, – хочу у вас проконсультироваться по поводу одной вашей бывшей пациентки.

– Ада, девочка, – он грустно проводит ладонью по страницам, – жива еще или уже нет?

У меня от его вопроса все внутри холодеет.

– Жива. Расскажите, что с ней.

– Тут же все написано, мил человек, – он разводит руками и показывает на бумаги.

– Я в этом ничего не понимаю, – начинаю нервно дергаться в кресле, – можете простыми словами?

– Простыми, – доктор усмехнулся, – сфинголипидоз, наследственное заболевание, развивается в результате недостаточности фермента глюкоцереброзидазы, которая приводит к накоплению глюкоцереброзида во многих тканях, включая селезёнку, печень, почки, лёгкие, мозг и костный мозг. Заболевание связано с рецессивной мутацией в гене GBA, расположенном в 1-й хромосоме. У Ады тип три, встречается в 1/100000 случаев. Медленно прогрессирует, плохо выявляется. Все было бы неплохо, но у нее совсем редкая и сложная форма мутации. Для науки интересно, но для медицины в целом не очень. Так что не повезло девочке. Частная лаборатория в Германии брала ее в платную программу, пробовала новые лекарства, но потом ее вывели.

– И что? Шансов нет? – мне становится хуже с каждым словом Мельникова.

– Чисто теоретически, – он хитро щурится, – всегда есть. Если Ада еще жива, как у нее с симптомами без терапии?

– Выглядит нормально, сидит на вот этих обезболивающих и сильных снотворных, – вытаскиваю из кучи фотографии препаратов.

– Неплохо, но мало, – он цокает, – по бумагам последние пилюли вышли три недели назад. А без них Ада долго не протянет, максимум еще две недели, потом таблетки уже не помогут вообще. Ее ждет смерть, – он бросает очки на стол, – Обезболивающие только маскировка и только на неделю, потом надо решать. Ей бы в Хоспис, там хотя бы конец облегчили.

– Подождите, – нетерпеливо обрываю его я, – а лечение?

– Насколько я помню, Аде уже давно не по карману. Потому она из Германии и вернулась, частный центр не занимается благотворительностью, дома у нее шанс был, – он грустно усмехается, – но взяли другого пациента, более молодого и податливого к лечению.

– А если деньги есть? – пододвигаюсь ближе.

– Мирон, не думаю, что вы будете готовы к таким тратам.

– Не считайте мои деньги, потрачу сколько нужно будет, пишите сумму.

– Ладно, – профессор опять натягивает очки, – есть три варианта. Можно купить ей набор препаратов на месяц в той клинике, где она лечилась. Схема новая, должна сработать. Когда есть деньги, продолжать можно до бесконечности. Простая поддерживающая терапия, будет изолировать дефектные гены и снимать все симптомы. Не лечит, только купирует заболевание на время приема лекарств. Препараты каждые полгода пересматриваются для большей эффективности. Второй вариант – участие в платной исследовательской программе. Знаю, есть и бесплатные и Аду в такую уже брали. Но там люди больше как подопытные кролики, шансы пятьдесят на пятьдесят. В платной программе разработают схему конкретно под ее случай. Есть очень хороший шанс на улучшение состояния и даже поддерживающая терапия будет не нужна. И третий, Мирон. В израильской клинике разработали отличный коктейль с нано-роботами, работающими с цепью ДНК. Не пугайтесь. Ученые создали искусственные частицы по подобию обычного вируса. Они ищут дефектные участки и чинят, множатся, пока нужны. Делается такая своеобразная вакцина под конкретного человека в течение нескольких недель. Нужна расшифровка дефектной части генома пациента, свежие анализы и сам пациент соответственно. Жить она будет при любом варианте, выбирайте на свой вкус.

Мельников пододвинул ко мне бумагу с цифрами.

– Подскажите, а когда она узнала о диагнозе?