Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мороз бросил на кудрявого юношу задумчивый взгляд, в котором проскальзывала искра уважения. Долю секунды он колебался, пока не решился задать вопрос:
— А чего страшишься ты?
Руки Баламута немного дрогнули, Мороз понял — спросил про личное, настолько близкое, что ему вряд ли откроются. С другой стороны, он же ответил, хотя и не должен был.
— Я? — с улыбкой переспросил юноша, словно этот вопрос ровным счетом ничего не значил для него. То, что Мороз поделился с ним небольшой тайной, не обязывало его говорить о своей. — Мне не положено бояться.
Баламут отвел грустный взгляд в сторону, думая над своими словами. А ведь он противоречил самому себе. Тихий шелест ветра пронесся над его головой, отчего юноша поправил воротник рубахи.
— Знаешь, я часто храбрюсь, но это не значит, что мне не бывает страшно. Я стараюсь не подчиняться страху — если склонишь голову раз, потом вряд ли ее подымешь. Будешь склоняться вниз постепенно, все ниже и ниже, пока полностью не окажешься придавленным к земле. Тогда сил не остается и уже никакой луч света тебя не спасет, — глаза Баламута остекленели, и он продолжил. — Даже самое дорогое, что ни на есть на свете, самое для тебя ценное, — не сможет поднять тебя с колен, пока ты сам не возьмешь себя в руки и не вырастишь в себе волю.
Заледеневшие глаза Баламута оглядели темнеющее небо. Лес постепенно погружался в холодную, опутывающую мраком тьму. Мороз, наблюдающий за сменой настроения товарища, неприязненно дернулся и попытался ускорить шаг. Безуспешно.
— Давай уже помогу, — Баламут не выдержал, и не спрашивая, взял парня под руку и потащил за собой.
— Им на месте не сиделось? — Мороз недовольно фыркнул. — Зачем тащится к реке погадать в такое позднее время, лучше бы остались как обычно у нашего озера.
Баламут терпеливо вздохнул и продолжил выслушивать нервное ворчание товарища, параллельно размышляя о своем.
Видимо, Мороз таким образом со страхом справлялся — когда болтаешь не так уж и боязно двигаться вперед. У каждого свои причуды, из-за этого дразнить его что ли?
— Речные русалки девиц ведь не трогают, — Баламут задумчиво повел головой, и встретившись со скептичным взглядом собеседника, закатил глаза. — Это мы можем схлопотать, девушкам пугаться нечего.
Мороз сначала усмехнулся сказанному, а потом улыбка медленно сползла с его лица, и он остановился в нерешительности: ведь если сказанное Баламутом — правда, то парням тем более не стоит идти к реке одним. Парни оперлись на стволы сосен в задумчивости, явно размышляя над дальнейшим планом действий.
Видимо, тьма лесная имела воодушевляющий эффект: потоптавшись на месте, они оценили обстановку вокруг и, больше не сомневаясь, продолжили путь.
— Нам недолго осталось. Раз уж идти, так до конца, — собрался с духом Мороз.
Не успели они пройти и несколько сотен шагов, перед глазами показалось устье реки. На выходе из леса был небольшой склон, ведущий к ровному песчаному берегу. Недалеко от землистого оврага, прямо возле воды расположились Пламена и Венцеслава. Рядом с ними в землю было воткнуто несколько горящих дымящихся деревяшек. Одна из девушек отвлеклась от плетения венка и подбросила немного хвороста в импровизированный костер, после чего вернулась к подруге и выхватила у нее из рук венок, поменяв на свой. Посмеявшись, девушки продолжили плести венки в тишине, понятной только им двоим.
Судя по всему, им было приятно молчать и наслаждаться обществом друг друга. А может быть это просто так выглядело со стороны? Вдруг, они молчали не от наслаждения тишиной, а от тяжелой ноши, что легла на их плечи — а любое слово, прерывающее тишину, превращалось в крупицы соли, падающие на кровоточащую рану?
Мороз не хотел соглашаться с закравшимися предположениями, и желая их развеять, направился было в сторону девушек. Но Баламут чуть придержал его за локоть, кивая в противоположную сторону.
— Будь осторожен, друг, — в его глазах отражались маленькие язычки огня, пылающие в костре, от чего Мороз невольно остановился и прислушался к нему. — Я пойду Невзора и Радость искать.
Несколько секунд Мороз, оторопевший, стоял и смотрел вслед уходящему Баламуту. Услышанное прозвучало так странно, что он даже не сразу понял, что слова были обращены к нему.
— И ты будь осторожен, — опомнившись, юноша чуть поддался назад, помедлив с продолжением предложения, — друг!
Странное ощущение поселилось внутри — будто все это время Мороз был один, жил в холодной, морозной коробке, а сейчас туда проник теплый, согревающий лучик света. Его любили и опекали родители, но друзей у него практически не было — из всей общины единственным его другом была Чернава. Одной из причин тому было отсутствие веры в богов, он не мог разделить искреннюю радость с другими членами общины. А в общем-то, причина одиночества была в нем самом — с детства никто кроме маленькой девочки с черными косичками Чернавы дружбой с Морозом особо не интересовался, а сам он никак не мог найти поводов для дружбы со сверстниками.
Задумавшись, Мороз и не заметил, как к нему подошла Пламена, и вмиг он был окачен холодной водой с головы до ног. Он отшатнулся и чуть было не упал от такой шутки. Случайно наступив на больную ногу, юноша недовольно нахмурился. Кожу неприятно захолодило и Мороз с каменным лицом обернулся к нарушительнице своей задумчивости — смеющейся Пламене. Рядом стоящая Венцеслава неловко улыбалась, окинув юношу извиняющимся взглядом. Парень не спеша стряхнул с себя воду.
Мороз признался себе — порой Пламена раздражала его. В отличии от юноши, который жил в селении долгие годы и так и не смог завести с кем-то кроме Чернавы крепких отношений, Пламена пришла всего лишь одну луну назад, и практически сразу построила со всеми доверительные отношения.
— Ты меня напугала, — упрекнул Мороз Пламену. — Больше так не делай!
— Надо же, какой серьезный, — девушка насмешливо фыркнула, покрутилась вокруг своей оси и подбежала к подруге, прошептав ей что-то на ухо.
Мороз недовольно закатил глаза и неспешно направился к небольшому костру.
Мелкие искры падали на песок и потухали в мгновение ока. Казалось, он один существовал в этом загадочном моменте, слушая ночную тишину, прерываемую тихим треском ветвей, и стрекотанием кузнечиков. Эта картина была для Мороза настолько обыкновенной и привычной, но что-то его тревожило, и парень в недоумении опустился на песок.
Жизнь вдруг показалась такой серой и тягучей, будто сотканная из постоянно повторяющихся событий-клеточек паутина. Он и раньше задумывался об этом, но ежедневная рутина не давала ему достаточно времени на рассуждения. А сейчас, сидя на мокром песке, обдаваемым