на высказывание Чарльза Дарвина, сильно сокращенное и предельно ясно выражающее главную мысль: скрещивание стирает «характерные черты родительских пород» и порождает бесхарактерную помесь [62].

В своей работе помимо Дарвина фон Штефаниц опирался прежде всего на зоолога и медика Эрнста Геккеля, который одним из первых перенес теорию наследственности Дарвина на людей и считался основоположником евгеники.

Сам термин предложил в 1883 году английский естествоиспытатель, двоюродный брат Дарвина Фрэнсис Гальтон. Под евгеникой Гальтон подразумевал улучшение человеческой наследственности путем целенаправленной и регулируемой селекции. Он был убежден, что умственные способности обусловлены исключительно наследственностью, а не влиянием внешней среды, поэтому интеллектуальные различия между «породами людей» также передаются по наследству [63]. Чтобы гарантировать здоровье всего народа, необходимо поддерживать размножение крепких, образованных людей и препятствовать в продолжении рода «больным» и «низшим» людям [64]. Геккель развил эту мысль и приводил в пример спартанцев, которые, по его убеждению, были обязаны своими красотой, силой и духовной энергией «древнему обычаю» убивать всех слабых и неполноценных младенцев сразу после рождения [65].

Евгеника быстро нашла последователей по всему миру. Уже в 1907 году в американском штате Индиана был издан закон о принудительной стерилизации людей-инвалидов и уголовных преступников. В 20-е годы в 15 американских штатах, а также в некоторых скандинавских и балтийских странах были приняты схожие законы [66].

К тому времени евгеника была известна в Германии как «расовая гигиена», название, изобретенное врачом Альфредом Плётцем [67]. Друг Геккеля, Плётц видел в уходе за людьми с инвалидностью, больными и бедняками «гуманное сентиментальничание», лишь препятствующее «эффективности естественного отбора»[68]. Так же как и Гальтон, Плётц придерживался мнения, что государство должно управлять размножением населения [69].

Хотя евгенические тенденции были заметны уже в Веймарской республике, перелом наступил лишь в 1933 году, когда был принят «Закон о предотвращении рождения потомства с наследственными заболеваниями», предписывающий принудительную стерилизацию людей с инвалидностью, психическими заболеваниями и алкогольной зависимостью [70]. До тех пор «расовый селекционный отбор» ограничивался животными, несмотря на то что фон Штефаниц уже думал на шаг вперед в духе Геккеля и Плётца. Собаковод, рекомендующий убивать уродливых, слабых или просто лишних щенков, еще в 1932 году писал: «Мы, пожалуй, по праву можем сравнить разведение овчарок с человеческим обществом»[71]. В «Правилах ведения племенной книги» он окончательно установил, что «доля чужой крови» при разведении овчарок не должна превышать 1/128. И так же как немецкая овчарка, «тело немецкого народа» должно выращиваться чистокровно [72]. В 1935 году нацисты подхватили идеи, изложенные в правилах селекции фон Штефаница, и продолжили их в первом распоряжении к «Закону о гражданине Рейха»[73][748]. Правда, теперь речь шла не только о «примеси крови» у овчарок, но о «степени примеси» у «евреев» и «цыган»[749].

Целенаправленная селекция немецких овчарок фон Штефаница вполне отражает настроения его современников. В XIX веке в буржуазных кругах чистокровность животных была желанной целью: считалось, что это позволит лучше и точнее предсказать поведение животного [74]. За 12 лет число признанных чистокровными животных возросло с 250 до порядка 13 000[75]. В начале 30-х годов племенная книга насчитывала уже более 400 000 немецких овчарок [76].

За считаные десятилетия немецкая овчарка превратилась в символ немецкой собаки. И если на рубеже веков догов рейхсканцлера Отто фон Бисмарка еще с уважением называли имперскими собаками, а позже такс кайзера Вильгельма II считали «символом добродушного немца», то отныне овчарка фон Штефаница олицетворяла немецкий дух в чистом виде[77].

От приписываемых ей солдатских добродетелей национал-социалисты не собирались отказываться и на войне. С началом войны в 1939 году был издан ряд приказов о медицинском осмотре, которые распространялись на частных владельцев собак. Только в первый год войны из немецких домовладений на фронт было призвано порядка 200 000 собак. Наряду с немецкой овчаркой были востребованы в первую очередь эрдельтерьеры, доберманы, ротвейлеры, ризеншнауцеры и боксеры. Задачи собак в армии, по сравнению с Первой мировой войной, значительно изменились: времена собак-санитаров и собак-связистов прошли, крупные породы собак использовались теперь преимущественно как служебно-розыскные и сторожевые. Но поскольку потери на Восточном фронте были особенно высоки, в 1941 году требования снижают и проводят осмотр беспородных собак, часто презрительно называемых «собаками-ублюдками», при условии что высота в холке у них превышает 50 сантиметров[78]. Без долгих размышлений идеологическое мировоззрение стремительно подстраивается под новые условия, что часто происходит и в других сферах нацистского государства.

Но вернемся к немецкой овчарке и одному из самых больших ее поклонников. Получив 20 апреля 1922 года на свой 33-й день рождения первую овчарку – подарок партийных товарищей, – Адольф Гитлер уже больше не может представить никакую другую собаку рядом с собой. И поскольку Гитлер тяготел к романтической безвкусице, он назвал ее Вольф[79][750]. Ведь к дикому предку собаки он также питает определенное пристрастие. В кругу близких ему нравится, когда его называют Вольфом, этим прозвищем он подписывает личные письма и в начале политической карьеры частенько ночует в гостиницах под именем «господин Вольф». Помимо этого некоторые из его многочисленных ставок носят в своем названии имя животного: «Волчье логово» (Wolfsschanze) в Восточной Пруссии, «Волчье ущелье» (Wolfsschlucht) в оккупированной Бельгии или «Вервольф» (Werwolf) на Украине.

Название «Вервольф» приобретет в конце войны дополнительное значение: с 1944 года руководитель СС Генрих Гиммлер использует его для обозначения военизированных формирований, совершающих диверсии в немецких приграничных областях против наступающих войск союзников. А в начале апреля 1945 года министр пропаганды Йозеф Геббельс в радиообращении побуждает немецкое население к вооруженному сопротивлению следующими словами: «Вервольф сам вершит суд и решает вопросы жизни и смерти»[80].

Заклятый враг и тотемное животное

«Ни к кому собака не испытывает такой ненависти, как к волку, – писал хозяин кошек и ненавистник собак Курт Тухольский в ехидном «Трактате о собаке» (Traktat über den Hund) в конце 20-х годов, – поскольку он напоминает ей о предательстве, когда она продалась человеку. Оттого она и завидует свободной жизни волка»[81].

Однако нацисты убедительно доказали, что любовь к собакам и культ волка необязательно противоречат друг другу: среди всех животных – символов их идеологии – именно волк играет важнейшую роль. И поскольку они сами себя охотно представляли как человеческих хищников, еще в апреле 1928 года, за несколько недель до выборов в рейхстаг, главный нацистский пропагандист