Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-Хочешь кофе? Я сварила с корицей и шоколадом,- всхлипывает мама. Странно. Это именно тот рецепт, который больше всего любила моя жена. Чуть — чуть корицы, шоколадная стружка, а потом целое колдовство. Молоко она взбивала в френч – прессе в крепкую пену, а вот сахар не признавала. не говорила, откуда в ней эта любовь к кулинарным изыскам. А я и не спрашивал. И не знал, что Лерка «богатая невеста». Нет, понимал конечно, что у нее есть деньги, но не интересовался откуда. Мне было так удобно. Представьте жену, которая никогда ничего не просит. Не пристает с шубками, сапожками, сумками. Ей никогда ничего не было нужно. В доме всегда пахло кофе, булками и ее желанием. Я только сейчас начинаю понимать, что был глупцом. Этот чертов дом за километр источал аромат счастья. А сейчас там пусто. Черт, я придурок. Как давно я не был в своей квартире? Может жена вернулась домой и ждет меня, а я бегаю по улицам задрав хвост, гоняясь за призраками.
- Жень, ты в порядке?- мама говорит тихо, словно боясь спугнуть момент нашей с ней зыбкой близости. Будто переживая, что ей причудились мои слова. – Нет, мне невероятно приятно твоё признание. Но... Ты ведь так давно отдалился от нас с папой. Я считала, что мы просто не нужны тебе. Работа, деньги – это стало для тебя более важным. И больше не стало посиделок по воскресеньям, и шахмат. Папа сам с собой играл, по инерции. Женечка, мы ведь так страдали от этого. Ты пропустил отцов инфаркт. Просто не приехал в больницу. Сказал, что нет времени. И мои дни рождения, папин юбилей... Я всегда боялась стать никому не нужной старухой. Это страшно, понимаешь? Смотрела на тебя и понимала, что мы тебе не нужны. Сын. Я ведь в церковь ходила. Молилась о том, чтобы ты жил так, как хочется тебе, чтобы был счастлив. Уже свыклась с нашей судьбой. Лилька взяла над нами шефство. И мы с папой смирились. Просто приняли факт, что ты нас вычеркнул из своей жизни, - выдыхает мама, пряча глаза. Стыдится своих слов, исповедуясь в боли. - А потом позвонили из больницы. Отец сидел возле тебя, глаз не смыкая. Меня жалел, берег, понимаешь? А дома было еще страшнее, чем сидеть возле тебя на стуле.
- Разве такое можно простить? - срывается у меня вопрос. Они уже простили. Я знаю это. Я не понимаю только почему? Разве можно так легко забыть о причиненной боли, просто откинуть ее от себя?
- Простить? – в глазах мамы удивление смешанное с жалостью. Так мне кажется. Хотя, скорее всего это признаки паранойи.- Мы никогда не думали обижаться или злиться. Сын, любовь такая сложная субстанция. Разве можно злиться на солнце, например? Или на смену дня и ночи? Мы просто любим тебя. Знаешь, я очень трудно тебя носила, когда была беременная. Девять месяцев организм не принимал ничего кроме воды. Меня кормили через капельницу, не давали с кровати подняться шесть месяцев. Но мы с отцом даже не думали поддаться уговорам врачей и избавиться от тебя. Потому что уже любили. Детей ведь любят не зато, какие они, не за достижения и заслуги. Их обожают уже за то, что они появились на этой планете, благодаря чуду. Понимаешь?
Я кивнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать во все горло от рвущей на части боли.
- Тебе звонила какая – то женщина, еще утром,- улыбается мама, положив руку мне на плечо. Такое теплое прикосновение, помогающее мне выбраться из персонального ада. – Сказала, что будет тебя ждать. Завтра в полдень, как обычно – под зонтом? Она так сказала, я даже записала где - то, только не помню где. Какая - то тетрадь, вроде лежала на комоде разрисованная. Ты меня слышишь? Жень, ты ведь познакомишь нас когда-нибудь?
Мне кажется, что если бы сейчас мир взорвался, я бы был менее поражен. Стою на месте, не в силах пошевелиться.
У нас с Лерой были свои слова, свои шутки. Только наши и больше ничьи. Она любила мечтать, прижавшись ко мне в темноте. Милые глупости, сначала казавшиеся приятными, потом раздражающими. Ей нравилось лежать рядом, накрывшись одним общим одеялом, дурацкого желтого цвета. Она нашла его на какой – то распродаже и называла «мечтательным». В ней было много вот такой девчачей наивности или невинности. Хотя, я не был ее первым мужчиной, Лерка не растеряла именно странного для ее возраста целомудрия. Но вспоминая свою жизнь до меня она пряталась в какую – ту глухую раковину, из которой потом не могла выйти несколько дней. И со временем я перестал ей лезть в душу. Точнее, меня закрутила моя жизнь, в которой я был успешным и сильным. И мне стали не интересны причуды жены.
Встретимся под зонтом – она говорила это заговорщически, как бы намекая на то, что это только наша история. У Лерки был дар создавать легенды. Она считала, что наша история невероятна и бесконечна. И у нее еще впереди целая плеяда фантастических препетий. Я думал иначе.
«Зонт», выкрашенный яркой краской, появился в городе пять лет назад. Лера увидела статью о дурацком памятнике в виде купола в интернете и позвонила мне на работу, совсем не думая о том, что чрезвычайно занят.
- Встретимся под зонтом,- пропела она в трубку, и я снова почувствовал ярость. Такую жгучую, что едва сдержался, чтобы не сорваться.- Разгадаешь загадку, найдешь свою жену. И я тебе обещаю незабываемый вечер.
- Я занят,- коротко прорычал я, не обращая внимания на легкий укол совести. Мое «занятие» прогнулось в пояснице, распластавшись по столу пышной грудью, и нетерпеливо поводило бедрами в ожидании продолжения.
- Я вас познакомлю, мам,- обещаю я, выныривая из омута свои воспоминаний.- Обязательно. Она точно тебе понравится. Я это знаю.
Ночь меня пугает. И эта чертова луна, похожая на кусок оплавленного сыра, напоминает улыбку на лице Леры. Ее антистрессовый щит, которым она прикрывалась последние годы нашей с ней жизни. Сон все же накрывает меня тяжелым жаром. Словно гребаное желтое одеяло, купленное на дешевой распродаже. Дневник я убрал под подушку, но знаю, что утром снова не смогу его найти.
Лера (выдержки из дневника)
19. 11. 2013
Я люблю утро. Мне нравится смотреть, как пропитанные, повисшей в воздухе легкой пылью, лучи путаются в растрепанных волосах моего «почти мужа». Да –, да – да. Мы поженимся.
Женька сделал мне предложение. Я, конечно, думала, что это будет как – то более романтично. Ну там, он встанет на одно колено, прямо в ресторане, на глазах у всех. И, глядя мне в глаза, протянет маленькую бархатную коробочку. А все вокруг будут аплодировать и говорить «Ах, какая она счастливая».