на ногу. В мыслях успел раздеть и оттрахать ее всеми способами раз двадцать. Еще ни одну женщину не хотел так сильно при первой встрече. Олеся? С ней все было иначе. К счастью — потому что сравнивать не хотелось.

Подкатило к полуночи. Давно пора было уходить, но я сидел, как приклеенный, дожидаясь, пока соберется домой Рита. Не останется же ночевать. Пойду с ней и… И что? Да хрен его знает. Просто пойду с ней.

Ее рука в моей руке — маленькая, теплая, подрагивающая, и от этой дрожи пробивало электрическими разрядами.

Правда? Ты тоже?

А когда прозвучало «в разводе», тут у меня окончательно сорвало тормоза. Захотелось сгрести ее в охапку — как она и хотела! — и утащить. Не на дачу, конечно. Затолкать в машину, увезти в город, к себе домой…

Но я даже поцеловать ее не решался. Потому что, б…ь, это было п…ц как страшно!

Остановились, глядя на последние всполохи заката, у той бухточки, где мы купались. Подошел почти вплотную, вдыхая тонкий цветочный аромат ее духов, который только подчеркивали запахи хвои и озерной воды. Словно подтолкнуло что-то — спросил на ухо:

— Хочешь окунуться?

Отвернулся и замер, вслушиваясь в скользкий шелест платья. А когда посмотрел снова, она уже отошла от берега и легла на спину. Над водой виднелось лишь лицо. И… острые соски.

Лихорадочно сорвал с себя все, бросился в воду. Плеснуло волной, накрыло ее с головой, она закашлялась. Встал на ноги — мелко. Подхватил, прижал к себе. Руки обвили меня за шею, и я жадно впился в ее губы, не веря, что она отвечает…

Глава 5

Рита

Проснулась я от звонка Эрика — вот она, проза жизни. Сухо поздоровавшись, он поставил меня в известность, что в понедельник встречается с покупателями своей доли.

— Мы, конечно, и без тебя можем обойтись, твое присутствие не обязательно, но я подумал, тебе все же стоит приехать.

— Хорошо, — ответила я, погружаясь в пучину раздражения. — Приеду.

Никакого желания у меня не было, но действительно стоило заранее увидеть тех, с кем придется работать. С покупателями? Значит, он мне еще и не одного компаньона подсунул? Вот спасибо, Эрик, удружил.

— Кстати, я хочу повидать Бобра, — добавил он.

— Хочешь — приезжай на дачу, — огрызнулась я. — Или ты думаешь, я его в город потащу?

Нажав на кнопку отбоя, посмотрела на часы. Одиннадцать. И как-то подозрительно тихо: ни детских воплей, ни лая Корвина. Наверно, Наташа увела их гулять. Или в магазин.

Повернулась неловко, зашипела, зацепив ссадину на колене. На шишку попала ночью. Или на камень. В угаре и не поняла, отшвырнула в сторону.

Господи…

Я уткнулась в подушку и заскулила. Как ночью — только в другой тональности.

Что это было? Где была моя голова? Мало того что трахалась с незнакомым мужиком, так еще и без резинки. Ну беременность-то ладно, спираль стоит, но не хватало только дрянь какую-нибудь подцепить. СПИД не спит и все такое. Как там Тамара сказала? Желаю никогда не встречаться с венерологом по профессиональной надобности? Вот ведь стыдобища будет, если придется к ней обратиться по этому поводу.

Передернула плечами, отгоняя эти мысли, но тут же в голову полезли другие. О том, что было ночью. Под ложечкой остро вспыхнуло, между ногами тут же стало тепло и скользко.

* * *

Когда я хлебнула воды и закашлялась, Виктор подхватил меня и прижал к себе. Так сильно, что я даже пискнула. И невольно обняла за шею. В прохладной воде его тело показалось горячим. Я еще успела подумать, что одно из моих дремотных колдовских желаний, пробежавших на берегу, уже исполнилось: почувствовать его всей обнаженной кожей.

И тут же, исполняя другое, губы Виктора накрыли мои. Так сладко и так… вкусно. Язык настойчиво раздвинул их, протискиваясь внутрь, встретился с моим. Они словно жили своей собственной жизнью: сталкивались, боролись, ласкали, поддразнивали, едва касаясь, потом убегали, чтобы исследовать каждый уголок. А губы тем временем тоже охотились друг на друга, стискивали, щипали и гладили, ненасытно и нетерпеливо. Не хватало воздуха, хотелось ловить его открытым ртом — но жаль было оторваться даже на секунду.

Словно какая-то фея проходила мимо, услышала мои мысли и взмахнула своей палочкой.

Неужели и последнее тоже исполнит? Нет, не надо… пожалуйста… Или надо?

Словно в ответ, Виктор подхватил меня под ягодицы и слегка приподнял, заставив обвить его талию ногами и еще крепче обхватить руками за шею. Не отрываясь от моих губ, протиснул ладонь между своей грудью и моей, сжал и начал поглаживать сосок большим пальцем. Член каменно упирался в живот, а вторая рука зашла с тыла на разведку, прокладывая путь. Пальцы, обведя каждую складочку, раздвинули их так же, как до этого язык губы, и с силой вошли внутрь. Захныкав, я впилась зубами в его плечо.

Ох, что он говорил мне, прикусывая мочку уха! То грубо, то до ужаса пошло, заставляя умирать от смущения и удовольствия. Ни от кого еще я не слышала таких слов. И от них, и от малейшего движения по всему телу изнутри прокатывали горячие волны наслаждения, сливаясь с прохладными, ласкающими кожу снаружи.

— Хочешь? — прошептал Виктор голосом змея-искусителя, прижимая подушечкой пальца особенно чувствительную точку, от чего меня начало бить крупной дрожью. — Хочешь меня?

— Хочу! — голос дрогнул и сорвался в стон.

Чувствовать себя абсолютно бесстыдной и порочной — это было особое удовольствие, тонкое и острое, как раскаленная игла.

Сжимая бедра, Виктор приподнял меня и тут же снова опустил, войдя сильно и глубоко.

Как бабочку насадил на булавку. Только булавка была… ничего себе. Как будто до самого горла дошла — учитывая, как жгло в нем, заставляя то и дело сглатывать слюну. И прокатилось по всему телу мучительно сладкое «еще!»

Он умышленно не позволял мне подстроиться к нему — дразнил и разжигал, хотя я и так была уже на грани того, чтобы вспыхнуть и сгореть. То почти выходил, останавливаясь в последний момент и замирая на тонкой границе, где смыкаются тела, то снова вбивался до упора — жестко и сильно, заставляя скулить, хныкать и рычать. То останавливался, стискивая ягодицы, покрывая короткими, как морзянка, поцелуями шею, то ускорял темп так, что темнело в глазах, и темноту эту прорезали последние всполохи заката. Волны бились в плечи, брызги летели в глаза, мокрые волосы падали на лицо, где-то по-кошачьи мяукала чайка, и из груди рвался такой же дикий