- Он говорит, что ему плевать, но я боюсь, - его глаза былизастывшими и серыми. - Боюсь за нас всех.

Они продолжали идти. Бейкер заметил еще один плакат с именемГэррети и сказал ему.

- Черт с ним, - буркнул Гэррети. Он следил за пятнами кровиЗака, как Дэниел Бун за следами раненого индейца. Цепочка пятен вилялатуда-сюда вдоль белой линии.

- Макфрис, - позвал Олсон. Его голос стал еще тише. Гэрретинравился Олсон, несмотря на его напускную грубость, и ему не хотелось видетьего испуганным. А он был испуган.

- Что?

- Оно не проходит. Эта дряблость, о которой я говорил. Непроходит. Макфрис ничего не сказал. Шрам на его лице казался совсем белым влучах заходящего солнца.

- Я чувствую, что мои ноги вот-вот развалятся. Как плохойфундамент.

Но этого ведь не может быть, правда?

Макфрис снова ничего не сказал.

- Можно мне взять сигарету? - спросил Олсон еще тише.

- Бери. Хоть пачку.

Олсон зажег сигарету, затянулся и погрозил кулаком солдату,следящему за ним с вездехода.

- Они с меня глаз не сводят уже больше часа. У них на счетэтого шестое чувство, - он повысил голос. - Вам это нравится? Нравится,сволочи?!

Кое-кто посмотрел на него и быстро отвернулся. Гэррети тожехотел отвернуться. В голосе Олсона слышалась истерика. Солдаты смотрели на негобесстрастно.

К 16.30 они прошли тридцать миль. Солнце почти село и алелокровавым пятном на горизонте. Тучи ушли на восток, и небо над ними былотемно-голубым. Гэррети опять подумал о воображаемом утопающем, впрочем не такомуж утопающем. Идущая ночь скоро накроет их, как вода.

Паника росла. Внезапно он испытал уверенность, что видитпоследний закат в своей жизни. Он хотел продлить его, хотел, чтобы закат длилсячасы.

- Предупреждение! Третье предупреждение 100-му!

Последнее предупреждение!

Зак непонимающе осмотрелся. Его правая штанина ссохлась отзапекшейся крови, потом внезапно он побежал, виляя между идущих, как футбольныйнападающий с мячом. На лице его застыло то же непонимающее выражение. Вездеходувеличил скорость. Зак услышал это и побежал быстрее. Кровь у него опять пошла,Гэррети видел, как ее капли падают на дорогу. Зак взбежал на подъем и на.

Миг четко вырисовывался на фоне багряного неба чернымзастывшим силуэтом. Потом он исчез. И вездеход уехал за ним. Двое соскочивших снего солдат шли рядом с участниками все с теми же каменными лицами.

Никто не сказал ни слова. Все слушали. Долго, очень долго доних не доносилось ничего. Только птичьи голоса, ранние майские сверчки дагде-то вдалеке гудение самолета. Потом - резкий окрик, пауза и еще один.

- Готов, - сказал кто-то.

Когда они взошли на холм, они увидели стоящий у обочинывездеход.

Зака нигде не было.

- Где Майор? - заорал кто-то паническим голосом. Это былГриббл, номер 48. - Я хочу видеть Майора! Где он?

Солдаты, идущие рядом, молчали. Все молчали.

- Может, он скажет нам еще речь? - продолжал кричать Гриббл.-Он убийца! Я... Скажу ему это! Скажу прямо в лицо! - в возбуждении он замедлилшаг, почти остановился и солдаты впервые заинтересовались им.

- Предупреждение! Предупреждение 48-му!

Гриббл на мгновение замер, потом быстро, опустив голову,пошел вперед.

Скоро они дошли до вездехода, и он, не торопясь, пополз заними.

В 16.45 Гэррети поужинал - протертое мясо тунца из тюбика,несколько крекеров с сыром и вода. Он заставил себя остановиться. Воды можнопопросить всегда, но концентраты раздадут только в девять утра. А ночью емутоже может понадобиться еда. Обязательно понадобиться.

- Пускай это вопрос жизни и смерти, - заметил Бейкер, - но яне могу ограничивать аппетит.

- Знаешь, мне не очень хочется упасть утром в обморок отголода, - сказал Гэррети.

Хотя это была не такая уж неприятная идея: ничего не видишь,ничего не чувствуешь, очнулся - и ты уже в вечности.

- Думаешь о чем-то? - тихо спросил Бейкер. Его лицо вмеркнувшем свете дня было очень молодым и красивым.

- Да. О многом.

- Например?

- Например, о нем, - Гэррети махнул головой в сторону Стеббинса,который шел точно так же, как в начале пути. Штаны его высохли. В руке он всееще держал сэндвич.

- А что с ним такое?

- Ну, почему он здесь и почему он ни с кем не говорит. Иумрет ли он. Гэррети, мы все умрем. Кроме одного.

- Может, хоть не этой ночью, - сказал Гэррети. Он сказал этолегко, но внезапно его охватила дрожь. Он не знал, заметил ли это Бейкер.

Он повернулся задом, расстегнул молнию и помочился.

- А что ты думаешь о призе? - спросил Бейкер.

- Не вижу смысла думать об этом, - Гэррети застегнулся иповернулся опять, слегка удивленный, что выполнил всю операцию, не получивпредупреждения.

- А я думал. Не о самом призе, а о деньгах.

- Богачи не войдут в Царствие небесное, - сказал Гэррети. Онобгладывал свои ноги - то единственно, что могло ему помешать узнать,существует Царствие небесное или нет.

- Аллилуйя, - сказал Олсон. - После проповеди будут поданыпрохладительные напитки.

- Ты верующий? - спросил Бейкер у Гэррети.

- Не особенно. Просто я не жадный до денег. - Ты был бы,если бы вырос на картофельном супе и капусте. Мясо только по праздникам.

- Может быть, - согласился Гэррети, думая, что бы ещесказать. -Но это, наверное, не самое важное.

- Да, с собой деньги все равно не заберешь, - сказалМакфрис. Он опять улыбался своей кривой улыбкой. - Так ведь? Мы ничего неприносим сюда и, конечно, ничего не уносим.

- Да, но промежуток лучше прожить в комфорте, - сказалБейкер.

- Комфорт! - сказал Гэррети. - Если один из этих болвановтебя пристрелит, тебе уже будет все равно.

- Но сейчас-то мне не все равно, - не унимался Бейкер.

- А если ты выигрываешь? Представь себе, ты месяц думаешь,как ты распорядишься деньгами, а потом выходишь из дома и - бац! - попадаешьпод такси!