Снова появилась та женщина, которую они видели на дороге.Она все еще искала своего Перси. На этот раз ей удалось в суматохе прорватьсячерез полицейских, и она стала бегать вдоль дороги, высматривая Перси. Солдатынасторожились, и было уже похоже, что мамаше Перси сейчас выпишут внеочереднойпропуск. Потом полицейские схватили ее и стали запихивать в машину. Маленькиймальчик с хот-догом в руке задумчиво наблюдал это зрелище.

Больше в Карибу ничего примечательного не случилось.

- А что после Олдтауна, Рэй? - спросил Макфрис.

- Я не дорожная карта, - ответил Гэррети сердито. -По-моему, Бангор.

Потом Огаста. Потом Киттери и граница штата, в 330 миляхотсюда. Доволен? Кто-то ахнул:

- Три сотни миль?

- И еще тридцать, - мрачно добавил Гаркнесс. - Невозможнопредставить.

- Это все невозможно представить, - сказал Макфрис. -Интересно, где сейчас Майор?

- Укатил в Огасту, - предположил Олсон. - Греть жопу.

Все улыбнулись, а Гэррети подумал, что Майор для них прошелэволюцию от Бога до Маммоны за какие-нибудь десять часов. Их осталось девяностопять. Но это еще не самое худшее. Хуже всего - представить, когда это случитсяс Макфрисом. Или с Бейкером. Или с писателем Гарнессом. Он попытался отогнатьэти мысли.

За Карибу дорога стала пустынной. На перекрестках одинокогорели фонари, в свете которых проходящие участники отбрасывали причудливыечерные тени. Где-то далеко пропыхтел поезд. Взошедшая луна пронизала туманнежным опаловым мерцанием.

Гэррети отхлебнул воды.

- Предупреждение! Предупреждение 12-му! Это ваше, это ваше,12-й!

Двенадцатым был парень в яркой ковбойке по фамилии Фентер.

Похоже, одна нога плохо его слушалась. Когда через десять минутего застрелили, Гэррети едва обратил на это внимание. Он слишком устал. Когдаон обходил труп Фентера, в руке у того что-то блеснуло. Медальон СвятогоХристофора. - Если я отсюда выберусь, - сказал Макфрис, - знаешь, что я сделаю?- Что?

- Буду трахаться, пока член не посинеет. Никогда мне так нехотелось, как сейчас, без четверти восемь первого мая.

- Ну ты даешь!

- Точно! Знаешь, Рэй, меня бы даже ты устроил, не будь тытакой небритый.

Гэррети засмеялся.

- Чувствую себя принцем, - Макфрис потер свой шрам. - Мне бытеперь Спящую Красавицу. Уж я бы так поцеловал ее, что сумел бы разбудить. Апотом мы с ней поехали бы на поиски приключений. Во всяком случае, до ближайшейгостиницы.

- Пошли, - еле слышно поправил Олсон.

- Что?

- Пошли на поиски приключений.

- А-а. Ну пошли. В любом случае, это настоящая любовь. Тыверишь в настоящую любовь, Хэнк?

- Я верю в хороший трах, - сказал Олсон, и Арт Бейкеррассмеялся.

- А я верю в любовь, - сказал Гэррети и тут же пожалел.Слишком наивно это прозвучало.

- Хочешь знать, почему я не верю? - Олсон улыбнулсяболезненной ухмылкой. - Спроси Зака. Или Фентера. Они знают.

- Мертвых никто не любит, - сказал из темноты откуда-товзявшийся Пирсон. Он прихрамывал - еле заметно, но прихрамывал.

- Эдгар Аллан По любил, - возразил Бейкер. - Я делалсообщение о нем в школе и вычитал, что он тяготел к некро...

- Некрофилии, - сказал Гэррети.

- Точно.

- А что это? - спросил Пирсон.

- Это значит, что ему хотелось спать с мертвой женщиной, -ответил Бейкер.

- Слушайте, зачем мы об этом говорим? - возмутился Олсон. -Спать с мертвецами! Дрянь какая!

- Ну почему же? - спросил чей-то низкий голос. Это былАбрахам, номер 2, высокий парень, всю дорогу идущий какой-то разболтаннойпоходкой. -Я думаю, нам всем стоит поразмыслить о том, как обстоит дело ссексом на том свете.

- Я выбираю Мэрилин Монро, - сказал Макфрис. - А ты можешьвзять себе Элеонору Рузвельт, Эйб.

Абрахам показал ему фигу. Впереди кому-то пролаялипредупреждение.

- Вы все спятили тут, - медленно выговорил Олсон. - Все.

- Лекция о любви, - сказал Макфрис. - Читает знаменитыйфилософ и легкоатлет Генри Олсон, автор "Что есть женщина без дырки"и других трудов о...

- Стой! - голос Олсона звенел, как разбитое стекло. -Подожди одну секунду! Это ведь все ерунда! Ничто! Разве ты не понимаешь?

Никто не ответил. Гэррети посмотрел вперед, где бурые холмысоединялись с усыпанной звездами чернотой неба. Ему вдруг показалось, что левуюногу начинает сводить судорога. "Мне хочется сесть, - подумал он. -ОГосподи, мне хочется сесть".

- Дерьмо эта ваша любовь! - не унимался Олсон. - В мире естьвсего три настоящих вещи: хороший трах, хорошая жрачка и хорошая выпивка! Ивсе!

Когда вы ляжете тут, как Фентер и Зак...

- Заткнись, - сказал чей-то скучный голос, и Гэррети знал, чтоэто был Стеббинс. Но когда он повернулся, Стеббинс все так же молча гляделвниз. Вверху пролетел самолет, достаточно низко, чтобы можно было разглядетьего желто-зеленые бортовые огни. Бейкер снова что-то засвистел. Гэррети закрылглаза и попытался отключиться.

Мысли его лениво переползали с одного на другое. Онвспомнил, как мать в детстве пела ему ирландскую колыбельную... Что-то о рыбкахи ракушках.

Вспомнил ее большое прекрасное лицо, как у актрисы наэкране, и как ему хотелось любить ее всегда-всегда а когда вырастет - женитьсяна ней. Потом перед ним встало добродушное польское лицо Джен, ее каштановыеволосы, спускающиеся до талии. Он вспомнил ее в купальнике на пляже Рейдбич,куда они ездили вдвоем.

Потом лицо Джен превратилось в лицо Джимми Оуэнса, мальчишкииз соседнего квартала. Им было по пять лет, и они играли в песочнице за домомДжимми и показывали друг другу член. Мать Джимми застукала их и пожаловаласьего матери, и его мать пригрозила выставить его на улицу голым.

Это было очень стыдно, и он плакал и умолял ее не выгонятьего голым на улицу.

И не говорить отцу.

Потом он вспомнил себя в семь лет - как они с Джимми Оуэнсомзаглядывали через окно в офис фабрики Бэрра, где висел календарь с голымиженщинами. Особенно долго они разглядывали одну блондинку с синей тряпицей набедрах, чувствуя непонятное, но сладкое возбуждение. Они спорили, что у нее подтряпицей, и Джимми сказал, что он видел это у своей матери - там волосы и какбудто разрезано. Он не поверил, настолько это было отвратительно.