Данька еще прежде обратил внимание, что его невольныйсотоварищ по несчастью то и дело, надо или не надо, произносит имя Божие.Сказано в Писании: «Не поминай Господа всуе!», тому же и матушка Данькинавсегда учила своих детей, а отец присовокуплял, что лишь монашеской братиипристало то и дело божиться, ибо они и есть слуги Божии. Неужели этот иноземец– монах? В таком разе понятно, что он имел в виду, говоря о своих обетах. Ежелиу белого духовенства есть дозволение на брак, то черное дозволения такого неимеет. А в иноземщине, сказывают, и вовсе никому из монашеского сословия недозволяется ни жениться, ни любодействовать с бабами. А ведь эта, как ее,девка-спасительница хотела что от него, что от Даньки именно любодейства, этобыло понятно даже Даньке при всей его молодости. Хоть у него ни в жизнь не былони с кем ничего такого, даже поцелуев, однако же земля слухом полнится, икое-что об отношениях мужчин и женщин Данька успел узнать. Говорят, умелая игорячая бабенка может соблазнить любого мужика, будь он хоть трижды монах.Знать, эта девка была либо негорячая, либо неумелая. Да и вообще, кто на такуюнемытую польститься может? Данька вспомнил застарелый запах ее пота – ибрезгливо передернулся. А как мерзко шарили ее руки по его телу…

– Не трепыхайтесь, умоляю вас, сеньор, – проворчалза его спиной дон Хорхе. – Победа уже близка… О нет, нет!..

В голосе его зазвучал такой ужас, что Данька резкообернулся. Дверца в балаган была распахнута, и в первых рассветных лучах, ужеокрасивших небо, отчетливо вырисовывалась женская фигура. Она стояла, упершируки в боки, и заглядывала в балаган.

«В Московии ничего не может быть интереснее новости опадении Меншикова, потому что этот князь был единственный человек, которыйподдерживал правила покойных царя и царицы. С его падением, нужно опасаться,московиты захотят поставить свое правительство на старую ногу, увезут царя вМоскву. Да, нужно опасаться, чтобы деньги Англии не заставили царя навсегдапоселиться в прежней столице. Тогда бы я не дал и четырех плевков за наш сМосковией союз, и пускай себе тогда царь возится с персами и татарами: ведьгосударствам Европы тогда он не сможет сделать ни добра, ни зла. Флот и торговлябез присмотра погибнут, старые московиты, считая за правило держаться как можнодальше от иностранцев, поселятся в Москве, и вследствие этого Московскаямонархия возвратится к своему прежнему варварству.

Несчастие Меншикова приписывают прежде всего интригам князейКуракина, Голицына и Долгоруких, открытых врагов Меншикова, которого властьдостигла до такой высоты, что можно было опасаться всего от его честолюбия. Ноприбавлю еще одно обстоятельство, которое, несомненно, содействовало падениювременщика: это деньги Англии. Единственное средство отдалить Московию отВенского союза – это было погубить Меншикова, самого усердного союзникаавстрийского императора, и я не сомневаюсь, что для этого англичане употребиливсевозможные усилия. Здесь говорят, находятся причины отрубить Меншикову десятьголов, если бы он их имел! Мне было бы любопытно установить, кто именно являлсяосуществителем подземных ков англичан относительно свержения светлейшего князя,но пока затрудняюсь определить это лицо. Долгорукие ненавидят иностранцев,кроме того, среди них есть несколько человек, принявших истинную католическуюверу, они не станут якшаться с протестантами. Принцесса Елизавета, младшая дочьПетра Первого, настолько глупа и развратна, что от нее трудно ждать каких-тосерьезных политических интриг. Вице-канцлер Остерман… в личности этого человекая еще не успел разобраться, хотя, говорят, он был истинным врагом Меншикова.

Впрочем, сейчас меня заботит другое: успею ли я донаступления нового года удостоиться аудиенции у русского царя и как сложатсянаши отношения?

В ожидании этого я свел знакомство с рекомендованным вамичеловеком – князем Василием Долгоруким. Их, впрочем, два – оба с теми жеименами и фамилиями, различаются они лишь тем, что русские называют «отчеством».Я веду речь не о фельдмаршале Василии Васильевиче, а о Василии Лукиче.

Он только недавно вернулся из Парижа, где обрел людей,близких по духу: докторов богословия из Сорбонны, отцов-иезуитов. В частности,он сдружился с аббатом Жюбе. Сейчас аббат в Амстердаме – с княгиней ИринойДолгорукой, урожденной Голицыной, и ее детьми, в воспитатели которых определен.Ирина недавно приняла католическую веру, намеревалась перекрестить и детейсвоих. Уговаривает она сделать это и князя Василия, но тот пока не решается.Впрочем, не сомневаюсь, что рано или поздно это произойдет. Симпатии князявсецело с нами, хотя в России многие благосклонно внимают вестям о некоем новомордене, который зародился в Англии, но расползался по протестантским странам спроворством тараканихи, которая мечется туда-сюда, кругом рассыпая потомство.Этот новый орден с поразительным упорством строит здание своего благополучия…

Вы понимаете, что я веду речь о наших врагах масонах, такназываемых вольных каменщиках![8] Я не склонен недооценивать ихопасность. Сила этого ордена в том, что он не вполне протестантский. Некатолический, не протестантский, не православный. И в то же время войти в негоможет человек любой веры – кроме иудеев, понятное дело. Однако выкрестов негонят. Масоны стоят над узкими религиозными рамками, они вещают о братстве всехлюдей, пришедших в их храм. По словам князя Долгорукого, его друг аббат Жюбе,как и все мы, иезуиты, очень опасается разрушающего влияния масонов на человеческоесознание. Он настоятельно просил Долгорукого внимательно присматриваться ковсем вновь прибывающим в столицу, ко всем представляемым ко двору иностранцам,чтобы вовремя разъяснить личность, засланную в Россию масонами. Что такие людипоявятся здесь в самом скором времени, я тоже не сомневаюсь».

– Чего задумали? – косноязычно выговорила«русалка», словно не веря своим глазам. – Бежа-ать? От меня небось неубежите!

И, запрокинув голову, она разразилась таким злобным, такимстрашным смехом, поистине нечеловеческим, более напоминающим уханье филина, чтоДанька понял, похолодев: да ведь девка безумна! Ну, можно было раньшедогадаться, что ее пугающее распутство объяснимо только убогостью ума.

Мысли промелькнули в одно мгновение, потом думать сталокак-то некогда. Несмотря на убогость, девка оказалась крайне приметлива исообразительна. Она мигом постигла намерения пленников и ринулась на них стакой яростью, что Данька даже зажмурился, не в силах ничего поделать, потомучто руки его все еще оставались связаны.