На выходе из солнечной комнаты Джекс и Марк столкнулись с Луисом Крезом, дерзким и радикальным главой подготовки Хранителей. Он не надел свой обычный костюм, но на нем были брюки в широкую полоску и фирменные подтяжки поверх французской рубашки с манжетами «Брукс Бразерс».

— Годспиды, — сказал он, кивнув, и поднес зажженную спичку к кубинской сигаре зажатой в его губах. Удивительно, Габриель не имел ничего против его курения в солнечной комнате.

— Давненько не виделись, Джексон. — Казалось, он еще пристальнее, чем обычно, вглядывался в лицо Джексона. — Собрание в Биг Чиз? — сказал он, кивнув в сторону залов заседаний Совета.

— Привет, Луис, — сказал Джекс. Ему нравился Крез… совсем немного, на самом деле. Луис оказывал ему существенную поддержку на протяжении всей тренировки. — Рад тебя видеть, — бросил он неуклюже, пребывая еще в раздумье после встречи с Габриелем. — Извини за мою немногословность, но мы, правда, спешим.

Крез как-то странно посмотрел на Джекса, когда тот и Марк ушли, затем сделал затяжку, ему, наконец, удалось поджечь сигару, большими пальцами он тряс спичку, пока огонь не погас.

Джексон и Марк продолжали спускаться вниз по длинным коридорам святилища, десятки Ангелов кивали им вслед. Два Годспида вместе — Джекс все еще в боевых доспехах, Марк в строгом костюме — создавали впечатляющий дуэт.

— Джексон, я горжусь тем, как ты прошел через все это, — сказал Марк. — Ты показал себя истинным Ангелом и патриотом среди Бессмертных.

Они сделали еще пару шагов, пока Джексон ответил.

— Я видел, что можно быть… верным разным вещам, — сказал Джекс.

— Поверь, у нас были долгие дебаты о том, существуют ли обстоятельства, при которых мы могли бы помочь людям, — сказал Марк. — И это просто невозможно.

— Как я и сказал Габриелю, Марк, я понимаю, — ответил он.

— Хорошо, — сказал Марк, когда они вошли в атриум. — И я сожалею, что он упомянул… Мэдисон там, Джекс. Для Совета не секрет, что вы двое были довольно серьезны. Габриель надавил на меня, и я рассказал ему о твоих чувствах. Как ты знаешь, всегда лучше быть абсолютно честным с Габриелем и Советом.

— Нечего об этом говорить, Марк, — сказал Джексон холодно и бодро. — Я просто хочу выполнить наш долг.

— Хорошо, — сказал Марк. Он похлопал рукой по плечу Джекса. — Твоя мама спрашивала о тебе. Ты зайдешь сегодня поздороваться? Просто на минутку?

* * *

У Годспидов были большие апартаменты, вполне подходящие для Ангелов их положения, где в распоряжении Хлои находилась целая секция, в то время как у Джекса был свой уголок. Хлоя занималась шоппингом с друзьями где-то в святилище, когда пришли Джексон и Марк, но мама Джексона, Крис, осталась, чтобы их встретить. Марк слинял в хозяйскую спальню, для того, чтобы оставить мать и сына наедине в комнате.

— Джексон, — сказала она, затем подошла и обняла его, потом отступила, чтобы посмотреть на него в доспехах. — Ты только посмотри на себя. Вот это да. Каково это..? Я имею в виду доспехи.

Голос матери звучал, как будто за тысячу миль. Мыслями Джекс находился где-то еще. На солнце. Стоя на пирсе.

— Джекс, с тобой все в порядке? — спросила Крис.

Он отвернулся от нее.

— Конечно, все хорошо, мам, — сказал Джекс, стараясь скрыть боль в голосе. — Я рад тебя видеть.

Но мать знала своего сына достаточно хорошо, в знак утешения она положила руку на его плечо в доспехе.

— Это из-за нее? — спросила Крис. — Там наверху оставленной на произвол Темным?

Джекс хранил молчание. Он устал от постоянных посягательств в его личную жизнь. Похоже, у каждого было свое мнение.

— Ты знаешь, я потеряла твоего отца, Джекс, — продолжила она. — Ты можешь поговорить со мной, если хочешь. Я здесь.

— Я знаю, — сказал Джекс, кивнув. — Конечно, я знаю.

Мысли, вначале о Мэдди, затем об отце практически подавили его. Но все же, он хотел — он нуждался в том, чтобы — быть сильным.

Крис не давила на него; но в ее глазах читалось молчаливое сочувствие Джексону. Часть его хотела открыться ей, но ту часть подавляла другая, которой было так больно, что она не хотела подпускать что-либо — или кого-либо — к себе.

— Прости, мам. Я знаю, что кажусь, должно быть, немного… отстраненным. Я просто в последнее время мало спал, — сказал Джекс. — Мне действительно нужно вернуться в мои покои. Я обещал кое-что сделать для Габриеля.

— Джекс, — сказала Крис, останавливая его, она слегка понизила свой голос. — Тем, что происходит — там наверху — невозможно гордиться.

— Этим не нужно гордиться, — сказал Джекс, ослепленный гневом. — Это должно быть правильно.

— Но… — Здесь Крис сделала паузу, подбирая слова. — Как ты можешь быть уверен в том, что это «правильно»? Говоришь ли ты это, потому что уверен, что мы действительно делаем все правильно? Или ты говоришь это в гневе, который держишь в себе?

Джекс взглянул на нее, изогнув бровь.

— Что ты говоришь? Ты хочешь сказать, что ты за людей или что? — Он поймал себя на мысли, что почти сказал «за нее».

Лицо Крис едва заметно дрогнуло от слов Джекса.

— Дело не в том, за Ангелов или за людей, Джекс. То, о чем пытаюсь я спросить, не имеет отношения к политике. Это касается тебя и твоих чувств, — сказала она. И Джекс, и Крис знали, что ей не нужно добавлять «к Мэдди» для него, чтобы понять, что она имела в виду. Крис продолжила:

— Многие вещи поменяются радикальным образом в ближайшие несколько дней, и я просто хочу сказать, не забывай, кто ты есть. К какому типу Хранителей ты относишься.

Что-то в Джексе надломилось, совсем чуть-чуть. Трещина в его фасаде раздражила его.

— Я не знаю, что думать, мама, — выпалил Джекс. — И иногда я желаю, чтобы люди просто прекратили меня спрашивать об этом. Поскольку у меня нет ответа.

— Все хорошо, милый, — сказала Крис мягко. — Здесь нет никаких легких ответов. Независимо от того, что мог бы сказать Габриель, или даже твой отчим. Все не так однозначно.

Джекс позволил словам матери тронуть его на мгновение прежде внезапно отдалиться. Снова он вспомнил ее на пирсе с пилотом. Ее слова, и как они выбили воздух из него.

— Сейчас я должен идти, мама. Я поговорю с тобой позже.

* * *

— Джексон Годспид!

Делая вдох, Джексон остановился в прихожей на пути к своим апартаментам.

Австралийский акцент и слои расчетливого, игривого соблазнения в тех двух словах означали, что это мог быть только один человек.

— Ты действительно просто собираешься пройти мимо, не поздоровавшись?