Продолжая болтать, я вошла в небольшой отсек, где справависела эмалированная раковина с ржавыми потеками над решеткой слива, из стенывыглядывал «носик» темно-коричневого крана. На меня мгновенно налетеливоспоминания: вот я, маленькая девочка, пытаюсь самостоятельно умыться вогромной ванной комнате нашей коммунальной квартиры… руки тянутся к раковине…входит бабушка Афанасия…

Я потрясла головой, отгоняя ненужные видения, и осторожнопостучала в фанерную дверку одной из кабинок.

– Вы тут? Тишина.

– Ау! Как дела?

Ответа не последовало, я глубоко вздохнула и раскрылахлипкую дверку. Никого. Унитаз без круга, оббитый бачок, никакого намека натуалетную бумагу, мерзкий запах и полнейшая пустота.

Беспокойство стало сильней. Я решила, что Розалия сейчаслежит без сознания в другой кабинке, лишившись чувств от гнусной вони. А вы быо чем подумали? Никаких окон в туалете не имелось, бежать отсюда нетвозможности.

Носком туфли я распахнула вторую дверь и приготовиласьувидеть скрюченную фигуру Майковой, но перед глазами вновь простерлась пустота.

Сердце бешено заколотилось от предчувствия беды. Я уронилана щербатую плитку свою супердорогую сумочку, подняла ее, а потом весьма тупоспросила:

– Розалия, где вы спрятались?

За спиной послышался тихий шорох, я обернулась. В санузелвпихивался Федосеев.

– Что тут происходит? – трагическим шепотом осведомился он.

Я попытался взять себя в руки, но с первой попытки мне этоне удалось.

– Э… э… – вылетело из груди, – о… у…

– Где Майкова? – добавил децибел в голос Иван.

– Не знаю.

– То есть как?

– Она захотела в туалет и попросила покараулить снаружи.Сказала, шпингалет испорчен, вдруг кто войдет…

– Дальше! – нервно перебил Федосеев.

Я пожала плечами:

– Исчезла. Ума не приложу куда, вокруг сплошные стены.

Иван задрал голову вверх.

– А там что?

Я последовала примеру следователя и вновь урониларидикюльчик. После многократного падения на пол этого туалета дорогостоящийаксессуар придется выбросить, мелькнула неподходящая к ситуации мысль.

Под самым потолком имелась небольшая распахнутая фрамуга.

– Так что? – в изнеможении повторил Иван.

– Окошечко, – глупо хихикая, ответила я, – но оченьмаленькое!

Федосеев замер, а я продолжала вещать:

– Через него никому не пролезть, не следует даже пытаться,узкая щель, в такую и собаке не выскочить.

– Встань на бачок, – обморочным голосом приказал Иван.

Я осеклась.

– Что?

– Влезь на сливную емкость. Живо!

Слегка испугавшись, я начала выполнять приказ и мгновенноувидела два симпатичных нежно-голубых мокасина, валявшихся за унитазом.

– Ой, тут обувь…

– Понятненько, – процедил Федосеев, – босиком ловчееорудовать. Ну, не тормози, действуй!

Сопя от напряжения, я вскарабкалась на бачок и поняла, чтофрамуга не так уж и высоко, и она вовсе не щель. Во всяком случае, я, слегкаободрав бока, сумела бы вылезти наружу. Сразу вспомнилось, как выгляделаРозалия – крохотная, тощенькая, бледная, словно обезжиренный кефир.

– Там улица, – ответил на собственный незаданный вопросИван, – а рядом метро.

– Надо скорей ловить беглянку! Она далеко босиком не уйдет!– закричала я.

– Сейчас лето, – напомнил Федосеев. – Впрочем, думаю,Розалия, на которой висят три убийства, и в январе без сапог бы по льдупонеслась. Все. Это конец.

Следователь прислонился к стене. Дверь туалета скрипнула, явздрогнула и живо спрыгнула с бачка.

– Ой, простите! – воскликнула полная тетка в ярком цветастомсарафане. – Тут для женщин или для мужчин?

– Здесь унисекс, – бойко ответила я и уволокла Ивана вкабинет.

Оказавшись на рабочем месте, Федосеев слегка взбодрился. Нотолько слегка.

– Мне крышка, – сказал он. – Выяснится, что мы с Сашкойпридумали, и прощай, служба.

– Нет никакой необходимости докладывать о случившемся, –улыбнулась я. – Розалия просто удрала.

Неожиданно на лице Ивана появилась озорная улыбка.

– И как она это проделала?

– Да очень просто, – хмыкнула я. – Расскажешь правду: вышелиз кабинета, а бабенка мигом сориентировалась.

Иван включил стоявший на краю стола чайник, потом неожиданноткнул в него пальцем.

– У нас все подчинено инструкциям, распоряжениям и приказам.Например, держать в кабинете кипятильник я не имею права, только на мелкоенарушение внутреннего распорядка никто не обращает внимания. А побег Майковой…Давай не стану сейчас перечислять, на какие правила я наплевал, оставив Розалиюв одиночестве. Самое малое, что мне вменят, – халатное отношение.

– Надо позвонить Дегтяреву, – засуетилась я. Федосеев глянулна часы:

– Сашка в самолете, летит в Екатеринбург.

– Ты уверен? Иван кивнул:

– Абсолютно. Он мне звякнул только что на мобильный. Думаю,почти в тот самый момент угодил, когда Розалия из фрамуги вылезала. Сказал:«Давай, Ванек, работай. Дарья ловкая, она непременно поможет, развяжет теткеязык. Появится ниточка, потянешь – и готово. Меня срочно в Екатеринбургпослали, вернусь через пару дней, ты как раз успеешь дело оформить».

– Значит, у нас имеется время, – скривилась я. Федосеевмрачно посмотрел на стол и не ответил. Вдруг меня осенило.

– Стой! Насколько я поняла, срок содержания Розалии подстражей истекает?

– Да, сегодня вечером, – подтвердил Иван. – Поэтому я такторопился, думал, она тебе чего наболтает.

– Майкова знала, что ее выпустят? Хотя глупый вопрос, зачемей тогда бежать.

– Ее никто не предупреждал, – кивнул Иван. – Я же чувствую,она виновна!