— Ну-с, как там поживают несостоявшиеся отцеубийцы?

— Не знаю. Не было времени проверять. — Лин уткнулся в тарелку в надежде, что докучливый снабженец отстанет. Но напрасно.

— А скажи, друг-коновал, с чего ты ими вообще интересовался? Чай, не скотинки же! — Дьяр икнул. — Заняться было нечем?

Лин неопределенно пожал плечами. Украдкой осмотрелся, но ни одной подходящей жертвы, чтобы направить на нее Дьяра, рядом не оказалось: кроме нескольких послушников, увлеченно обсуждавших что-то в дальнем углу, да глухого деда-прислужника в обеденном зале никого не было.

А Дьяр и не ждал ответа:

— Я вот не люблю оседлых. — Он говорил, не переставая жевать, и крошки сыпались у него изо рта. — Провести всю жизнь на одном месте, и ради чего? Ради хьорхи? Тьфу. Я бы вот, если б не попал в орден, пошел бы в бродяги, и гори оно все. Точно тебе говорю.

— Проще сказать, чем сделать, — заметил Лин.

— Да-а? Не суди себе, если сам только болтать и горазд! — Дьяр добродушно рассмеялся, и все его объемное тело затряслось, будто стараясь вытряхнуть из себя хозяина.

— А не подскажешь ли, сколько раз ты покидал резиденцию за те пять лет, что здесь служишь, магистр-бродяга? Я вот что-то запамятовал. — Лин, прищурившись, посмотрел снабженцу в глаза.

Обычно он пропускал такие подколки мимо ушей, тем более что признавал за ними определенную долю истины. Но сегодня…

Сегодня все шло наперекосяк, и раздражало неимоверно.

— Ну… э…. годы… и… — Полное лицо магистра Дьяра отразило замешательство.

— Конечно же, время — оно во всем виновато. — Лин широко улыбнулся снабженцу. — А вино и карты тут совершенно ни при чем.

— На что намекаешь, трус? — Дьяр побагровел. — Говори прямо.

— И, конечно же, трус тут — только я. — Лин аккуратно вытер тарелку последним куском лепешки и отправил его в рот. — Бывай, магистр-бродяга. Покойной ночи.

Уже из-за дверей Лин услышал, как Дьяр разразился бранью.

Не приходилось сомневаться, что снабженец этого так не оставит; что пойдут слухи. Но сейчас Лину было плевать. По здравому размышлению, вряд ли стоило ссориться… Однако он бесконечно устал от бестолковых разговоров и от своего показного дружелюбия.

Сразу возвращаться к себе в душную комнату не хотелось. Лин сделал большой круг по территории, и, дойдя до самой безлюдной ее части, остановился, прислонившись плечом к покосившемуся сараю.

Когда-то рядом находился поливочный пруд, у которого часто собирались послушники и молодые магистры. Но после подземных толчков он превратился в мелкую, заросшую высокой болотной травой лужу, и новое поколение служителей нашло другое место для встреч… А у Лина привычка время от времени приходить к «пруду» осталась.

Обычно это приносило успокоение; но не сейчас. Пахло гнилью, редкие пятна воды чернели огромными глазами на бесформенной зеленой морде, в лягушачьем многоголосье слышалась угроза.

И еще что-то неприятно врезалось в бок под ребрами.

Лин проверил внутренний карман плаща и достал трактат о рыбоводстве, про который уже успел забыть.

«Вот же!..» — Лин с досадой посмотрел на книжку. Первым желанием было зашвырнуть ее в обмелевшую пасть пруда, но вдруг накатила жалость. Томик, чье существование сейчас представлялось бессмысленным даже магистру-архивариусу, человеку, обязанному о нем заботиться — некогда был нужным, а, может, являлся таковым и до сих пор, но попал не в то место и не в те руки. Избавиться от него, скормив зеленому чудовищу, было бы подлостью.

Лин растеряно погладил переплет.

Чем, в сущности, он сам отличался от этой книги?

«Не только ли тем, что до сих пор никому не подвернулся повод освободить от тебя полку, магистр Валб?»

Его способности были полезны Ордену, но найти ему замену — возможно, лучшую замену — не составило бы труда. Он, как и всегда, был всего лишь инструментом. Просто, получив знания и опыт, он стал дорогим инструментом…

А брат с сестрой, наверняка в этот час еще не спящие, вглядывающиеся в темноту в тревожном ожидании своей судьбы в белой накидке?

Постаревший раньше срока смотритель, уже занесший руку, чтобы вышвырнуть их с полки?

В конечном счете, сам Орден, чьей властью становилось все больше и больше недовольных?

Лин запихнул томик поглубже в карман и пошел прочь. Следовало не предаваться неуместным размышлением, а лечь спать и, встав пораньше — чем раньше, тем лучше — поговорить напрямую с Занудой Далтом и разобраться со всей этой странной и дурацкой историей.

* * *

С другой стороны сарая — за кустарником, густо покрывавшим косой склон — зашуршала трава.

— Не надо, Хак. — Белый жрец Рик Гау по прозвищу «Собачник» придержал пса, положив руку тому на загривок. — Если он заметит нас теперь — точно испугается. Однако, какой задумчивый молодой человек…

Губы жреца сложились в неестественно широкую улыбку.

* * *

А утром магистр Лин Валб, конечно же, проспал.

На Шине насчитывалось всего три города, где резиденция Ордена располагалась в пределах защитных стен. Первым была столица центрального округа, Дакен, вторым — Сабда, городок книжников, возникший вокруг резиденции, а третьим — протянувшийся вдоль морского побережья Райнберг, и причина тому была проста: стоял она на побережье Железной бухты, куда приходили галеры рудокопов.

Горожане говорили, что Райнберг основали морские бродяги с Арджа, оттуда и странное, непривычное для жителей Шина название; говорили, что Предстоятель ордена назначил на Райнбергским смотрителем служителя из молодых, потому как опасался доверять старым и опытным орденским «зубрам»; говорили, что «зубры» это назначение даже приветствовали, так как Райнбергские смотрители последнее время очень недолго жили…

С точки зрения смотрителя Вэла Ранла, во всех трех случаях говорящие были правы. Но если против арджанского происхождения Райнберга Вэл ничего не имел, то остальное совсем не радовало.

— Господин смотритель, подумайте над нашим предложением! — Проситель, которому больше подошло бы называться «требователем», навис над столом, глядя на Вэла сверху вниз. — Так не может долго продолжаться! Но если Орден примет нашу сторону, лорды будут вынуждены согласиться. В прошлом году сотня сотен мер зерна пошли на корм двухголовым, когда в трех наших провинциях был голод. Знаете, сколько людей там погибло? Знаете?! Тогда почему?!

Широкоплечий человек с обветренным лицом, сразу выдававшем в посетителе бродягу, с каждой минутой разговора распалялся все больше. На толстой, как труба, шее болтался небрежно повязанный желтый платок, а поперек лба чернело клеймо каторжника-дорожника, перечеркнутое знаком освобождения. Из уважения к этим отметинам Вэл и принял его. Но, как ни жаль, клеймо редко соседствовало с избытком ума.