Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осмотр остатков подоконника не потребовал много времени. Тщательно ощупав их, Ларион признал, что скорее всего под ними тайника нет. Хотя почему бы не проверить? Крепко уцепившись за подоконник, он его слегка пошатал. Как ни странно, получилось. Очевидно, время и дожди, проникавшиеся в комнату, поскольку стекол не было, сделали свое дело. Кусок доски, которым подоконник некогда был, подгнил, стал мягче. Теперь извлечь его из стены стало легче.
Почему бы не попробовать?
Федоров принялся за работу. Минут через пять осторожного расшатывания обломок подоконника освободился настолько, что его стало возможно извлечь одним резким и сильным рывком.
В воздух взлетела пыль. Чихнув пару раз, Ларион стал осматривать кусок кладки, до сей поры скрытый подоконником, и испытал разочарование. Ничего там не было. Ни тайника, ни хотя бы бритвенного лезвия или монетки, засунутых между подоконником и стеной просто ради прикола.
Может быть, в этом доме даже и не жили? Вдруг он был построен совсем незадолго до нашествия? Ну что ж, в таком случае он просто ничего не найдет. Сейчас он может себе это позволить. Впрочем, поиск только еще начинается. Пока он осмотрел всего лишь одну комнату, да и ту не до конца.
Что еще осталось? Пол?
Он пошарил в углах, еще раз внимательно осмотрел места, в которые могла закатиться какая-нибудь мелочевка, двинулся на выход, но возле него остановился. Косяк. Самой двери уже не было и в помине, а вот косяк остался. И, конечно, его надлежало осмотреть. Как без этого?
Его внимание привлек крупный сучок, некогда почти неотличимый от остальной поверхности косяка, а теперь почерневший от времени, казавшийся слегка съежившимся, усохшим. Чужим он выглядел, совсем чужим. Ну а раз так, то почему бы его не проверить?
Вытащив из кармана перочинный нож, Ларион открыл его и попытался подцепить острием сучок. Гнилое дерево крошилось, лезвие соскальзывало, сучок шевелился, но покидать гнездо не собирался.
Хотя нет… Вот он подался, провернулся вокруг оси, словно шуруп. Собственно, большим деревянным шурупом он и оказался. Вывернув, Ларион внимательно осмотрел его и покачал головой.
Велика людская изобретательность. Особенно в сокрытии от других людей. Что же там, что? Вроде бы какой-то сверток.
Да, так и есть. Вытащив из открывшегося тайника рулончик толщиной с два пальца, Ларион снял с него обертку из плотной черной бумаги. Кажется, в такую до пришествия заворачивали фотопленку. Внутри, конечно, оказались очень плотно скрученные доллары. Никому теперь не нужные, ни на что не годные бумажки.
А только ли они?
Он еще раз исследовал тайник, поколупал в нем ножом и вытащил небольшую золотую брошь, усеянную камешками. Кажется, это были бриллианты. Не очень крупные по нынешним временам. Этой броши вполне может хватить на оплату проживания нескольких дней в гостинице. Ну и стол на все это время, конечно.
В общем, получается, он не зря потратил время. И скакуна подкормил и нашел нечто ценное.
Ларион задумчиво подкинул брошь на ладони.
Все верно — на большее рассчитывать нечего. В этом мире людей осталось мало, а золото пребывало в прежнем количестве. Оно почти обесценилось, правда, не совсем. Как раз настолько, чтобы вновь служить универсальной валютой. Доверия к радужным бумажкам не было ни грамма. Они теперь только на растопку годились. Любые.
Кстати, а где там Шестилап? Вроде бы пока в подвале. Значит, время на продолжение поисков еще есть.
Искушение.
Федоров хитро улыбнулся.
Везение не может длиться вечно, но испытывать его можно сколько угодно. Было бы для этого время и желание. А оно у того, кому только что повезло, обычно огромно. Хотя, конечно, если подумать трезво, то становится ясно, что шансы на повторное везение очень малы. Вот сейчас. Не может в этом доме быть еще одного тайника. Или все-таки — вдруг может?
Ларион сунул брошь в карман и снова прислушался.
Нет, показалось. Тишина и покой. Веселье можно продолжить.
Он вдруг словно бы увидел себя со стороны. Жалкий человечишка, который роется в развалинах, пытаясь отыскать еще одну побрякушку, стоящую неизмеримо мало сейчас, после того, как цивилизация рухнула. Годную лишь для того, чтобы обменять ее на еду, продолжив всего на несколько дней свою никчемную жизнь. В чем ее никчемность? Да в том, что мир, тот, в котором она была создана, никогда более не вернется. Сколько ни трепыхайся, ни цепляйся за его осколки, он исчез, в одну ночь уничтоженный совершено чуждым людям разумом. Может быть, они даже не очень злы, эти ведьмы? Просто они полностью уверены в своей правоте, праве решать судьбы, распоряжаться жизнями жителей этой планеты. Так же, как некогда считал человек, возомнивший себя единственным ее хозяином.
Собственно, с точки зрения природы ничего необычного не произошло, совершенно отстраненно, холодно думал Федоров. Просто на планете появился еще один вид существ, и он, этот вид, оказался сильнее, чем тот, который ранее был на ней. Ну а раз так, то почему бы не убрать тех, кто сильнее, с дороги, чтобы не мешались под ногами? И почему бы не изменить саму планету? Победители на это имеют право. Конечно, не сразу, постепенно, но это происходит. И неужели новые виды животных, растений, птиц, тот же Шестилап, наконец, — всего лишь следствие мутации от радиации, появившейся после ядерных ударов, которыми люди пытались уничтожить тарелки ведьм? Не так много их было. Слишком быстро инопланетяне напали.
И если так, то получается, они все же постепенно изменяют Землю, подстраивают ее под себя? Что будет дальше? Какие новые фокусы они придумают? Какие сюрпризы ждут людей, пытающихся спасти остатки цивилизации? И как им при этом выжить? Чем нужно для этого пожертвовать? И вообще: может, они уже обречены?
Он очнулся, отделался от этих мыслей сразу, словно они были всего лишь наваждением, кем-то на него насланным.
В доме по-прежнему было тихо. Ни души. Вот только откуда у него было ощущение близкой опасности, ни разу в прошлом не возникавшее просто так, без причины? Или это не более чем обострившаяся паранойя, вполне нормальная для того, кому часто приходится переезжать от одного города к другому?
Неподалеку, словно нехотя, едва слышно что-то звякнуло.
Словно бы коровье ботало. Да ладно! Откуда оно здесь?
Ларион не медлил. Взял обрез поудобнее (и, благо стоял рядом с дверным проемом) выглянул в коридор. Убедившись, что никого нет, он быстро и бесшумно двинулся к лестнице на первый этаж, и был уже совсем рядом с ней, когда справа от него снова брякнул коровий колоколец, тяжело, коротко.
Тело сработало само. Падая на бетон, вскидывая обрез, для того чтобы садануть в нападающего из обоих стволов.
Федоров заглянул в комнату, которая, по идее, должна была оказаться пустой. Не оказалась.
Вот только Ларион не выстрелил. Так и остался лежать на бетоне, изумленно пялясь на увиденное. Ибо вместо парочки особо хитрых бандитов, сумевших забраться в дом совершенно беззвучно, он увидел корову. Обычная буренка стояла на задних ногах, выпрямившись во весь рост, практически доставая головой потолок. Благо он был высок. А еще у коровы передние ноги заканчивались руками, как у человека. И ими она держала алебарду. Большую такую, старинную, остро наточенную алебарду.