Лиза отошла, присела на корточки и прижала руки к лицу.

Так она сидела некоторое время, а потом кто-то поднял ее залокоть.

Она оглянулась и близко от себя увидела очень черныеприщуренные глаза.

И что он щурится, этот сосед?! Видит плохо?! Пусть тогдаочки наденет.

– Тебе плохо?

– Нет, мне хорошо. Отлично просто. И говорите мне «вы»!

– Нет, – отказался он совершенно серьезно. – Не стану. Итебе не советую. На «ты» гораздо проще.

– Мне не пятнадцать лет, и тебе тоже не шестнадцать.

– Какая разница, – возразил он. – Я так понимаю, что намтеперь придется часто общаться.

– Я не хочу с тобой общаться.

Он помолчал, а потом сказал негромко:

– Они уезжают. Тело увозят. Пойдемте, там нужно что-топодписать.

Он отпустил ее локоть и шагнул назад, как будто боялся, чтоона начнет приставать.

Тогда она еще не знала, что так будет все время – он всегдастанет делать шаг назад, как только она попытается к нему приблизиться.

Даже тогда, в ее обморочном состоянии, это ее задело.

Они подписали какие-то разграфленные бумаги, заполненныешариковой ручкой таким почерком, что казалось, будто писал малограмотный, и всеразошлись. Сосед тоже пропал из виду, зато приехала Дунька.

– Дуня, – сказала Лиза, как, только сестра выскочила измашины, – у меня в гараже убили Свету Крюкову. Представляешь?

Губы у нее затряслись, она уткнулась в мех Дунькиной шубы изарыдала.

В следующие несколько дней она со всей полнотойпрочувствовала значение непререкаемой формулы – «это не мои проблемы».

С проблемой, рухнувшей на нее, как лавина на незадачливогоальпиниста, она осталась совсем одна. Дунька ничем не могла помочь, хотя истаралась, и приезжала по вечерам, и однажды сварила куриный бульон, иночевала, и сидела рядом, и бдительно запирала все двери, которых было оченьмного в старом доме.

Игорь не приезжал.

Громов пообещал все узнать, навел страху на всех сотрудниковкороткой лекцией о том, какие именно меры безопасности следует соблюдать –совершенно невыполнимые! Лиза знала, что к нему нужен «особый подход», что егонужно умолять, уговаривать, восхищаться им, и тогда дело, возможно, сдвинется смертвой точки, но ни на что это у нее не было сил.

Из всех людей на планете рядом с ней остался только… сосед,который каждый вечер встречал ее у ворот и с упорством маньяка предлагалзагнать в гараж ее машину, хотя она неизменно отказывалась. Он маячил у нее подокнами, и она понимала: дает ей понять, что он рядом.

Не бойся, я все время где-то поблизости.

А потом он подарил ей букетик, и это стало последней каплей,потому что она его тут же поцеловала.

Лиза была уверена, что поцелуй – второпях, в темноте, сухимисомкнутыми губами – изменит все.

Она задумчиво глотнула из бокала, при этом немедленнопочувствовав себя героиней некоего романа. Может, даже романа в стихах.

Нет, тогда не так.

Тогда так – она была уверена, что тот поцелуй изменит хотьчто-то. Ни черта он не изменил.

То есть совсем. То есть ни капельки.

Он продолжал жить своей отдельной жизнью, за своим отдельнымзабором, куда он немедленно скрывался, как только у них кончались «общие дела».

Общие дела – суть история с трупом.

Ну что, что можно с этим поделать?!

Она никогда не бегала за мужчинами, никогда в них ненуждалась – или делала вид, что не нуждается. Впрочем, практика показала, чтонуждаться в таких, как Игорь, не имеет никакого физического смысла.Философского или какого-то иного смысла не имеет тоже.

«Господи, если бы я знала, что все так повернется, я бысогласилась не только на общий гараж – прав, прав был папа! – но и на общеекрыльцо, общую кухню и общую ванную».

Интим не предлагать.

Лиза еще раз глотнула, моментально позабыв про роман встихах.

Или предлагать?..

Только как, как его предлагают?! И прилично ли предлагатьего соседу, который просто сосед – милый человек, взваливший на себя еенынешние проблемы то ли от скуки, то ли по доброте душевной, то ли еще покаким-то, ей неизвестным соображениям!

И еще, очень важное, самое важное. Главное.

Она не умела никому доверять. Она никогда и никому недоверяла с тех самых пор, как лучшая подружка Наташка в десятом классе получилаприглашение на вечеринку от суперзвезды десятого «А» Нины Росс, и отправиласьтуда, и на следующий день перестала быть лучшей Лизиной подружкой.

Нина была хороша собой, умна, насмешлива и пользоваласьбешеной популярностью не только у мальчиков и девочек начиная примерно спятиклассников, но и у преподавателей.

Нинина мама дни и ночи проводила или в кабинете удиректрисы, или возле подоконника поблизости от него – когда кабинет оказывалсязанят или заперт на замок. Такое тоже иногда случалось, хотя шестнадцатилетнейЛизе всегда казалось, что директриса затаилась в своем кабинете, как лев впещере. Точит когти и намечает следующую жертву. Директриса любила кровавые ипродолжительные истязания, с вызовом родителей, собранием «актива класса»,педсовета и изредка с привлечением дородной инспекторши по деламнесовершеннолетних. Вот эти самые «дела несовершеннолетних» и казались самымиопасными. Школа была «правильная», специализированная, с правильным испециализированным набором предметов, а самое главное – с правильным испециализированным набором родителей и детей. Директриса, брошенная «наусиление воспитательной работы» из соседнего ПТУ, взялась за дело со всейсерьезностью. Появилась инспекторша, и призрак детской комнаты милиции замаячилв коридорах благопристойной и благополучной школы. Лизина мама возледиректорского кабинета никогда не торчала, искренне считала все это глупостямии была наивно убеждена в том, что в школе нужно просто хорошо учиться и этогодостаточно.

Этого было явно недостаточно. Зато Нина, благодарякараульной службе своей мамаши и собственным способностям, быстро выбилась взвезды номер один. Лиза в ее присутствии всегда помалкивала, жалась в угол,очки съезжали у нее со вспотевшего носа. Ни ее, ни Наташку в Нинину компаниюникогда не брали – толку от них все равно никакого не было. Развлекаться они неумели, вермут не пили – как можно! – мальчикам не нравились. У них не былосвободных квартир, куда можно притащить всю компанию слушать магнитофон,валяться на диванах и целоваться на кухне. Наташкина мама, учительница музыкисо строгим пучком, находилась почти всегда дома, а Лиза все дни проводила убабушки, куда ее сдавали, чтобы та приглядывала за девочкиной учебой. Бабушкаприглядывала в прямом смысле – внучка учила уроки за неудобным дедушкинымписьменным столом, а бабушка сидела рядом на табуреточке, вязала и посматривалаповерх очков довольно строго. Какие там компании, диваны и вермут!..