В десятом классе Наташка неожиданно похорошела, но это неимело никакого значения. По-прежнему они с Лизой были не разлей вода, сидели заодной партой, на переменах грызли яблоко, откусывали по очереди, и лежалигрудью на холодном гранитном подоконнике, с тоской глядя на улицу, где веселыемамы катили коляски с разноцветными одеялами и где была полная свобода.Свобода!..

Похорошевшая Наташка не сознавала своего изменившегосястатуса до той минуты, пока Нина не пригласила ее в гости. Это приглашение былосродни признанию, вовлечению в круг «посвященных». Наташка «вовлеклась» состорожным и независимым видом – подумаешь, мол, не видали мы вашихприглашений! Однако, несмотря на всю независимость, в первый раз в жизни онавдруг заплакала от того, что ей нечего надеть. Выходное клетчатое платьице,единственное на все случаи жизни, в расчет не бралось. Лиза тогда заподозриланеладное, но так, слегка. Наташка была постоянной величиной в ее жизни, и ничтоне могло эту величину сделать переменной, ей по крайней мере так казалось.

Клетчатое платье было забраковано совершенно, и джинсывсе-таки появились. Мама со строгим пучком, вздохнув, вытащила из коленкоровойтетрадки с нотными знаками отложенные сто рублей, они с Наташкой съездили вмагазин и вернулись счастливые. Джинсы купили индийские, разумеется, новсе-таки это были настоящие джинсы с настоящей кожаной нашлепкой чуть вышезадницы!

С вечеринки Наташка вернулась другим человеком, «признанными посвященным». Она больше не грызла с Лизой яблоко, не шепталась наподоконнике и не рассматривала «свободу», простиравшуюся за голыми веткамистарых школьных лип.

Все изменилось.

Потом она пересела за соседнюю парту и через неделю уже былалучшей подружкой Нины Росс, а вовсе не какой-то там Лизы Арсеньевой!

Лиза долго крепилась и делала вид, что ничего не происходит,но это было трудно – она осталась совсем, совсем одна, как в пустыне, полнойлишений и опасностей в виде директрисы, точившей когти в своем кабинете,агрессивной среды и сознания того, что шаг влево или вправо может оказатьсяроковым и детская комната милиции перестанет быть просто призраком, и тогдапрощайте, характеристика, институт и вся жизнь! Тогда все в это верили, иименно так, как шестнадцатилетняя Лиза, – истово и честно.

Она долго крепилась, а потом все-таки зарыдала на глазах уперепугавшейся бабушки, и та утешала ее, умывала, и даже принесла в кружечкеводу и сказала, что все это не имеет никакого значения. Что там Наташка,подумаешь, Наташка!.. Подруги хороши только в дополнение к основной жизненнойцели. Основная жизненная цель – это отличная учеба в школе, затем правильныйинститут, а после него ударная работа на производстве. На благо общества,дающего каждому по потребностям и требующим от каждого по способностям. Как-тотак сказала бабушка или, может, чуть иначе.

Лиза не слишком в это поверила, но зерно сомнений былопосеяно. Может, и в самом деле подруги не имеют значения?! И вообще люди вокругне имеют значения?! И если это так, стоит ли вообще с ними возиться?!

И Лиза разучилась доверять окружающим. Постепенно. Медленно,но верно.

Все люди, появлявшиеся в ее жизни, проплывали, так сказать,по поверхности. Нырять «на глубину» она никому не позволяла, да, собственно,никто особенно и не пытался. Но абсолютно во всех человеческих проявлениях стех пор она искала и находила подвох.

«Зачем он принес мне цветы? Ему что-то от меня нужно, толькобы правильно угадать, что именно. Почему он позвонил и спросил, как дела? Егоне могут интересовать мои дела, он хочет уладить какие-то собственные, и надотолько правильно понять, какие именно. Почему она притащила мне витамины изаптеки?

Она говорит, что хочет помочь, но это не может бытьправдой!»

Лиза доверяла только Дуньке, язвительной, насмешливой,остроумной, которую невозможно было провести на мякине.

Значит, нужно позвонить сестре и во всем признаваться – втом, к примеру, что она не знает, как предложить себя соседу, который то либомж, то ли тунеядец, то ли просто какой-то обмылок и неудачник!

Лиза засмеялась во все горло, и смех, странно громкий втишине сонного дома, показался ей неприличным, и она испуганно примолкла. Можнопредставить, что скажет ей Дунька.

Ты сошла с ума, вот что она скажет. Ты совсем распустилась.Очнись. Какой еще сосед?! У тебя работа, проблемы, Игорь и концерт Спивакова наследующей неделе, который никак нельзя пропустить, что бы ни происходиловокруг. Кто же в здравом уме и твердой памяти может пропустить концертСпивакова, пусть хоть сто трупов в гараже?!

Лиза посмотрела в свой стакан, неожиданно оказавшийсяпустым. На дне болтался истончившийся кусочек льда, приятно позвякивал.Пожалуй, надо еще налить.

Она любит выпить, говаривал судья Кригс из фильма. Этим надовоспользоваться.

Вздыхая, Лиза потащилась на кухню, где за резным стекломстаринного буфета янтарным пятном просвечивала бутылка виски. Как глупо все, идаже эта бутылка за стеклом – ужасная глупость!

Вот как все изменилось с тех самых пор, как она нашла всвоем гараже труп, и до сих пор непонятно, что будет дальше, а ее занимаюткакие-то дикие мысли о соседе!

Странное шарканье за окном, размеренное и повторяющееся разза разом, заставило ее насторожиться. Она считала себя здравомыслящей женщинойи никогда и ничего не пугалась «просто так», но любое здравомыслие дасттрещину, когда находишь труп в собственном гараже!..

Шарканье продолжалось, и Лиза, сунув на стол пустой стакан,тихо подошла к окошку. На кухне у нее были жалюзи, которыми она оченьгордилась, итальянские, длинные, с золотистыми прожилками, приятно шелестевшие,когда до них дотрагивались. Она раздвинула шелковистые полоски и ничего неувидела, кроме снега, залитого желтым электрическим светом. Островерхие тени отсугробов боком лежали под соснами.

Непонятный звук, показавшийся очень близким, повторилсяснова, и она стиснула в кулаке полоску. Затылку стало холодно, словно в негосмотрели чьи-то напряженные недобрые глаза.

Что это может быть? Какая еще беда стряслась?! Еще одинтруп?! Или на этот раз убийство случится прямо у нее под окном?! А следующийтруп будет ее собственный?!

Телефон. Звонить. Немедленно.

Только кому звонить?! Игорю?! В МЧС?! В «Скорую»?!

И куда подевался этот проклятый телефон?!

Опять! Опять шаркающий короткий звук, как наждаком пооголенным нервам, и еще, и еще один! Желтый электрический свет фонаря стал какбудто размытым, серым, и тень под сосной вдруг шевельнулась, скакнула почти достены гаража и стала двигаться, бесшумно и стремительно.

Лиза стиснула кулак. Входная дверь! Заперта или нет?! Чтоделать, если не заперта?!