а не на впечатлениях их – она незаметно для нас самих способствует основательности и самодеятельности мышления. Возвышая над всем частным, личным и эгоистичным до того, что всемирно и бесконечно, она придает уму силы восходить от частных явлений и фактов до всеобщих мировых законов, начал самых широких и твердых, схватывать истины всемирные, бесконечные, прилепляться к ним, словом, способствует высоте и глубине мысли. Мы уже не говорим о том, что эта всесильная сила поддерживает и укрепляет ум там, где он предоставленный самому себе падает и изнемогает (предохраняет его от заблуждений), открывает для него миры: сверхчувственный и будущего, сообщая ему такие тайны, о которых он сам собой и подумать бы не мог, и которые между тем становятся для него так ясными и убедительными, как бы мысли, выработанные им самим. Говорить ли также о том, что, занимая нас предметами самыми чистыми и возвышенными, поднимая из низменности и чувственности к духовному, божественному, она воспитывает в нас ум трезвый, здравый и чистый с возвышенным этическим направлением? С помощью ее многие подвижники, ни в каких школах не учившиеся, воспитывали себя в сынов истинной мудрости, но воспитали себя так свободно и непринужденно со стороны Высшей Силы, как вообще свободно и непринужденно действует она на человека.

Воспитывая в нас ум с возвышенным этическим направлением, религия вместе с тем усовершает в нас эстетический вкус, потому что эстетический вкус, хотя опирается на чувство и возбуждается чувством, но собственно есть достояние ума, определяющая эстетическое достоинство предметов, и потому, как ложное направление ума сопровождается извращением эстетического вкуса, так напротив, возвышенное направление образует тонкий, возвышенный эстетический вкус, постигающий самую сущность идеи красоты. Она научает нас постигать такую именно сущность красоты, как в явлениях природы, так и в произведениях искусства. – Красота повсюду разлита в природе. Вселенная храм красоты. Большинство людей, к сожалению услаждаются одними внешними чувственными формами красоты, столь приятными для зрения и слуха, как то: пестротой и яркостью цветов, разнообразием и стройностью звуков. Но истинная красота не в этом: вещество бывает прекрасно только тогда, когда оно как бы теряет свою вещественность, грубость, дебелость, когда ограниченность его переходит как бы в безграничность, измеримость в неизмеримость, служащую отображением божественной беспредельности, когда эфирная легкость форм и гармония звуков как бы уподобляют его духу, и когда оно строгими формами и величественными звуками служит отражением Высочайшей гармонии; словом, истинная красота в природе связана с чем-то глубоким, таинственным, духовным; все в ней напоминает присутствие всеоживляющего ее Бесконечного Духа. Значит истинная красота природы доступна взору и сердцу только того, кто способен возноситься над всем дольним до созерцания Бесконечного, или – лучше – кто живет духом в общении с Всевидящим и повсюду Дающим себя видеть, или, что то же, проникнут духом религии. И действительно, самые тонкие созерцатели красот природы, самые проницательные эстетики были христианские аскеты. – Что касается до изящного искусства, то, по выражению Гете, оно есть светское Евангелие, имеющее также два смысла, один, состоящий из приятных чувственных форм, услаждающих зрение или слух, другой – из мыслей, идей духа, постигаемых разумом. Эстетическое самовоспитание должно научить нас постижению этих мыслей и идей духа, сокрытых в искусстве, или должно развить в нас способность к эстетическим созерцаниям в истинности их смысла. Но что более способствует к развитию в нас этой созерцательной способности, как не религия христианская, религия духа и созерцаний, которая каждого своего последователя стремится сделать существом духовно-созерцательным, облагораживая и одухотворяя в нем все земное и чувственное? Наконец, христианская религия всем внутренним и внешним составом своим, вероучением (особенно о мире духовном, жизни загробной, добродетелях), обрядами, живописными изображениями, выражающими идеалы совершеннейшей жизни, величественным и стройным стилем церковной архитектуры, Божественной поэзией словесных произведений, мелодичностью и торжественностью напева питает в нас самые возвышенные эстетические чувства. И стоит только душе проникнуться духом религии, в которой все дышит прелестью Божественной поэзии, подвести под ее уставы обычную жизнь нашу, и мы везде и всегда будем иметь в ней средство для эстетических наслаждений и эстетического самовоспитания.

Нам остается показать, что нравственное воспитание воли совершается не иначе, как под влиянием христианской религии. – Нравственно воспитывать себя значит подавлять в себе начало эгоистическое и развивать бескорыстное или, что то же, воспитывать в себе чувство долга. Религиозно воспитывать себя значит питать в себе идею Бога, идею ясную и правдивую, которая влечет нас к поклонению Ему и к исполнению всего, что внушает нам бескорыстное чувство долга. Стало быть религиозное воспитание есть дополнение и завершение нравственного, его сила и опора; истинное нравственное воспитание даже и немыслимо вне христианской религии. Нам нет нужды распространяться об этом, – за нас говорит история всех времен и народов, Правда, в лице так называемых праведников язычества, она указывает нам высокие образцы естественной нравственности, созидаемой естественными силами человека: разумом, совестью и нравственным чувством; но, не говоря уже о том, что это были явления чрезвычайно редкие, исключительные, – образцы эти далеко еще не чисты и не безукоризненны, праведники эти чужды были преступлений грубой чувственности, но не свободны от пороков тонкого эгоизма: тщеславия, пристрастия, злобы... И могут ли они быть сравниваемы с нравственными образцами и характерами, воспитываемыми в христианстве, равно и проповеданная ими мораль как далека от чистого нравственного христианского учения! – Указывая нам бесчисленное множество благородных примеров и возвышенных нравственных характеров, которые влекут наш дух к подражанию, и во главе их Всесовершенный Идеал нравственности (в лице Богочеловека), и не только указывая, но и давая нам силы к деятельному подражанию им, просветляя ум, чувство (нравственное) и совесть, делая их правдивыми в нравственных приговорах, сильными в указаниях и влечениях нас к добру, христианство воспитывает в нас несравнимо высокую нравственную волю. Средства, указываемые наукой для этического воспитания воли, как то: равномерность и умеренность в наслаждениях, приучение к строгой жизни и лишениям, самоотвержение, развитие бескорыстных чувств скромности, любви, собственно говоря, заимствованы из религии христианской и становятся вполне действительными только во имя религиозных побуждений и целей; а сама она есть всесильная, ничем незаменимая помощь и поддержка в деле нравственного нашего самоусовершенствования. Говорим, – помощь и поддержка, а не принудительная сила, которая бы без нас самих совершала наше воспитание, нет: мы добровольно принимаем ее, избирая для разработки более сродный нам от природы нравственный идеал, и, став под ее знамя, призываемся к такому же беспредельному самоусовершенствованию, как беспределен указываемый ей идеал.

Указанием этого высшего наидействительнейшего средства совершеннейшего нашего самовоспитания мы