бедствия, то в них, под видимым разрешительным действием, должно скрываться невидимое нравственно-созидающее влияние. И действительно. Провидение допустило существование бурь, вражды и гонений для того, чтобы обуздать наши страсти, которые без того не знали бы себе удержи, чтобы горькими уроками отучить нас полагаться во всем на людей, и научить нас отдаваться вполне внутренним нашим силам. Справедливо замечено, что, живя чужим умом, следуя за другими, как слепец за поводырем, человек не видит необходимости действовать собственными силами, на собственную пользу, и таким образом, находясь под руководством и преобладанием других, он на самом деле беспомощен и бессилен: противодействие людей и вещей, при котором так живо сказывается ему чувство одиночества, заставляет его искать точки опоры в себе самом, в своих собственных силах; душа его, уходя от преследований рока в себя саму, не обольщаясь никакими приманками жизни – так как она познает теперь высшую цель жизни, – развертывает сокрытые в ней силы могущества и творчества, подобно тому, как сила воображения достигает прозорливости и чувствование предчувствия только тогда, когда никакие другие силы и внешние развлечения не мешают им в созерцаниях. Но, если укрываясь в глубине существа своего, она не найдет убежища, то, по одному прекрасному выражению, ей остается уходить от гонений на небо... Тут – беспредельное поприще для раскрытия величия характера и воспитания созерцательно – нравственных сил.

2) Второе внешнее средство самовоспитания составляют симпатические отношения наши к другим, основанные на духовном и отчасти физическом сродстве с ними, как-то: а) любовь к родителям и родным, b) дружба и с) общение с людьми высшего ума и высшей нравственности.

а) Связь с родной семьей и для взрослого человека служит всеоживляющим нравственно-воспитательным элементом, школой послушания, терпения, снисходительности, услужливости, согласия, приязни. Все филантропические склонности наши зарождаются в семье: известен афоризм: «кто любит семью, тот любит и общество», а огрубение родственных симпатий предполагает одичалость сердца, близкую к варварству. К тому же, если любовь есть душа всех воспитательных мер, если без нее репрессивные меры превращаются в чистый бич, уродующий и ожесточающий питомца, то и для самовоспитания нет более сильного импульса, как любовь, все равно носит ли ее человек в своем сердце, или сам испытывает ее от других. Любовь родителей и родных поощряет нас быть достойными ее, отплатить им за попечения и жертвы для нас той же заботливостью и самопожертвованием, или по крайний мере богатством внутренней жизни, развитием природных дарований, силой самообладания и упорным стремлением к совершенству, чтоб дать им возможность порадоваться нами, а также непрестанной борьбой со всеми недостатками, чтоб не опечалить тех, чье спокойствие дороже для нас нашего собственного. И кто может определить, от каких низких преступлений удерживает человека память о дорогих его сердцу существах, или мысль о том, что низок поступок был бы для них крайним оскорблением и для его совести делом самым возмутительным, преступным! Как часто вырвавшиеся из под сердца их слово ободрения, обещания награды вдохновляют его к совершению изумительных подвигов, для его блага и их успокоения! «Поцелуй моей матери, сказал некто, сделал меня художником». Прелестный образ присных наших предносится пред нами чрез всю нашу жизнь, как некая магическая сила, как заветное священное знамя, возбуждающее нас превзойти, так сказать, самих себя, чтоб возвыситься до идеального желаемого ими совершенства. Всякое опасение на счет порабощения воли нашей волей их (родителей и родных) было бы излишне: такое порабощение и не в духе любви, которая, как сама есть сила свободная, уступчивая и самоотверженная, так и обнимаемым ей лицам предоставляет всевозможную свободу, и – не в характере родительских наставлений, которые сводятся к одному девизу: «совершенствуйся сам». Воспитательное влияние на нас родной семьи состоит собственно в живительном возбуждении и поддержке, подобные которым, мы можем, найти разве в дружбе.

b) Чтобы видеть важность воспитательного влияния дружбы, достаточно вспомнить, что эта сердечная близость души, устанавливающая между нами единство бытия, общность мыслей, желаний и интересов и, основывающаяся на мотивах интеллектуальных, эстетических и нравственных, – (в душах же грубых и эгоистичных она не может обитать) имеет высшее нравственное достоинство и становится руководящим правилом жизни и деятельности их. И действительно, о чем бы важном ни думали, что бы ни наблюдали мы, но свои наблюдения мы непременно проверяем авторитетом друзей, и вообще смотрим на природу и жизнь глазами друзей, которые составляют для нас как бы другое «я»; а так как «один ум хорошо, а два еще лучше», то понятно, как много выигрывает отсюда сила мысли и наблюдательности. Далее, наши способности, состояния, образования, привычки, склонности, житейские отношения, интересы ассимилируются по образцу склонностей, привычек, способностей... друзей наших: это – непреложный закон дружбы, своего рода духовного тяготения, по которому сродные души так между собою сплочаются, что между ними устанавливается совершенная гармония не только внутренних свойств и способностей, но и внешних жизненных отношений и привычек. Отсюда ясно, как неотразимо сильно влияние дружбы на весь строй нашей жизни, склад душевных способностей, – она (дружба) есть непрестанное наполнение и усовершение их: радость наша, высказанная пред друзьями, становится полнее; горе, поверенное им, наполовину облегчено; при ошибках наших всегда готово нам указание, при заблуждениях – исправление, при слабостях и падениях – поддержка и укрепление. Особенно благотворна в указанном отношении та дружба, которая принимает вид восторженного уважения, питаемого нами к людям высших достоинств, которые одушевляют собою дружеский кружок. Уважение и вера в их авторитет, поставляющая их идеалом для нашей деятельности, возбуждают в нас деятельное стремление подражать им до тех пор, пока, в силу вышеупомянутого закона ассимилирования, более не приблизимся к их идеалу; к тому же жизнь этих идеальных личностей становится для нас зеркалом, в котором, при их достоинствах мы яснее видим свои недостатки, при красоте их добродетели – безобразие своего порока. – Но нам скажут, что такого рода подражание, сознание и исправление своих слабостей по чужому образцу, словом все воспитание посредством дружбы есть не более, как переделывание себя на чужой лад. На это мы отвечаем, во-первых то, что столь нежное и кроткое чувство, как дружба, не любит навязывать приказаний и принуждений; во-вторых, сама склонность к подражанию, по устройству духовно-свободной природы нашей, не позволяет себе приказывать: всякому влиянию, этическому например, проводимому в школах, она подчиняется совершенно добровольно, выбирая из него соответственные себе элементы; осмысленное подражание мало–помалу переходит в оригинальность; например сознательное заимствование сведений и приложение их к научным и жизненным потребностям постепенно развивает в нас способность к самостоятельному умственному труду. А