под грубым шерстяным одеялом.

Они знали, что начались уроки – колокол уже прозвенел. Они знали, что госпожа Гэллоу рассердится. Они знали, что на сей раз, возможно, их накажут по-настоящему.

Госпожа Гэллоу не терпит прогулов.

Но Вандер и Мейбел не беспокоились.

Им не было дела до госпожи Гэллоу. До уроков. Ни до чего, кроме вот этого.

Одной этой минуты.

Они держали в полусомкнутых ладонях птенчика.

Это было ещё одно желание из списка Мейбел. То, что ей очень хотелось сделать.

Птенец был маленький, тёплый, невообразимо хрупкий. Клюв у него был жёлтый, как одуванчик, а перья чёрные, как у Холлоу. Только горлышко и тонкие ножки покрывал серый пушок.

Мать птенца с тревогой наблюдала за ними, расхаживая туда-сюда по полу и успокаивающе чирикая.

– Всё в порядке, – заверил её Холлоу в двадцатый раз. – Им можно доверять.

Вандер с благодарностью посмотрела на друга. После того, что она ему наговорила, Вандер не ожидала, что ворон вернётся. И уж тем более – что приведёт с собой мать и птенца.

Она могла бы догадаться. Холлоу никогда её не покидал. Многое менялось – но только не он. Холлоу охранял Вандер.

– Спасибо, – шёпотом произнесла Мейбел и повернулась к Вандер: – Можешь ему передать? Скажи ему спасибо.

– Он понимает, – заверила Вандер. – Он всё понимает.

Мейбел достала свой листок.

– Ты вычеркнешь эту строчку? – попросила она. – А я подержу Педро.

– Кто такой Педро?

– Птенец, глупенькая, – со смехом ответила Мейбел.

Вандер взяла листок. Он был тёплым от лежания в кармане.

Что-нибудь украсть

Прыгнуть в небо

Коснуться звезды

Кого-нибудь осчастливить

Швырнуть пирогом

И вот теперь…

Вандер вычеркнула предпоследний пункт: «Подержать в руках птенца».

– Остался ещё один, – сказала она подруге.

Разбить чьё-то сердце

Мейбел кивнула и быстро заморгала. Она посмотрела на птенца и погладила его мягкую головку. Он спокойно взглянул на девочку. Птенец понимал, что она добрая.

– Он такой невинный, – сказала Мейбел. – Чистая душа…

Вандер пальцем погладила грудку птенчика. Она слышала, как бьётся его сердце. «Так мало жизни, – подумала она. – И оно так торопится биться».

– Мама и папа хотят забрать меня отсюда, – сказала Мейбел. – И положить в больницу. Но я не хочу уезжать. Я хочу ходить в школу. Я хочу подольше побыть с тобой.

Вандер кивнула:

– Я тоже хочу. Но, – она указала на список, – тут осталось только одно желание. Это значит…

Мейбел улыбнулась. Глаза у неё сияли.

– Есть ещё кое-что, – сказала она. – Просто я не стала записывать.

– Почему?

Мейбел вздохнула:

– Я не знала… не знала, сколько успею… и где вообще буду. Я не знала, смогу ли. И не хотела зря надеяться.

– Что это за желание?

И опять, как в тот раз, когда она назвала Вандер адресата любовного письма Джорджианы, Мейбел наклонилась к ней и зашептала на ухо.

– Но тебе придётся остаться здесь на ночь, – сказала Вандер. – Разве твои родители не забеспокоятся?

– Не думай о них, – сказала Мейбел. – Ты со мной?

Вандер кивнула.

– Конечно, – выдохнула она. – С тобой – куда угодно.

Мейбел улыбнулась.

– Мне хочется вписать это в свои стихи, – сказала она.

– Они про меня? – тихо спросила Вандер, широко раскрыв глаза.

Мейбел склонила голову набок:

– Вообще-то я думала, что про меня, но, наверное, и про тебя тоже. Я начала их писать, когда нас наказали, потом написала ещё немножко в следующий раз, но так и не закончила… а я люблю доводить дело до конца. А сейчас особенно важно заканчивать начатое. День ото дня всё важнее. У тебя есть бумага?

Вандер протянула подруге листок, а Мейбел передала ей Педро.

Мать-скворчиха – трудно было ожидать такой смелости от этой небольшой птички – подошла к Вандер и с упрёком чирикнула.

Вандер на мгновение растерялась.

Нужно вернуть Педро матери? Или у неё в руках ему гораздо лучше?

В конце концов Холлоу подтолкнул её и сказал:

– Он маленький. Ему нужна материнская любовь.

При этих словах Вандер ощутила резкую боль в груди. Но всё-таки посадила Педро на пол, и мать ободряюще подтолкнула его клювом. Оба явно были так счастливы, что Вандер поняла: она поступила правильно. Но всё-таки она по-прежнему ощущала в руках тельце Педро.

Когда Мейбел закончила, Вандер попросила разрешения посмотреть, однако подруга покачала головой:

– Не сейчас. – И добавила: – Но скоро.

Глава 25

Холлоу наблюдает

Холлоу сидел на ветке серебристой берёзы.

Он видел, как две девочки, перекрикиваясь, бежали в темноте.

Он видел, как лунный свет превратил обеих в звёзды.

Он видел, как волоски на их обнажённых руках стояли дыбом. Хотя одна из них не чувствовала холода, а другая уже больше ничего не боялась.

Холлоу знал, что Вандер страшно. Ему хотелось спуститься и перекусить её страх пополам, как червя.

Он любил Вандер и не хотел, чтобы её сердце разбилось. Но он с самого начала знал, что так будет. Холлоу знал, что прав, но предпочёл бы ошибиться.

Он знал, что ничего нельзя сделать.

Девочки были в одних ночных рубашках с короткими рукавами, тонких и лёгких, почти прозрачных. Когда Холлоу спросил у Вандер, почему Мейбел хочется пробежать при лунном свете в одной ночнушке, она ответила: родители никогда не выпускали её из дома ночью. Они не позволяли ей бегать. А она хочет свободы.

И тогда Холлоу ощутил в сердце каменную тяжесть. Потому что свобода – это чудесно. Свобода – это жизнь.

Но свобода опасна. Холлоу подумал, что на сей раз она всё испортит.

Ему хотелось удержать Вандер. Посадить её в клетку, подрезать ей крылья, крикнуть «Вандер, не надо!», рассказать о своих страхах… Но Холлоу знал, что потеряет её навсегда, если сделает это.

Он знал, что Вандер должна полететь.

И, возможно… возможно, это единственный способ. Иногда птица обретает крылья, только если ломается ветка.

Холлоу вздохнул, как часто бывало. Он вздыхал о том, чем был раньше. О том, чем мог бы стать, если бы всё не пожрал огонь. Чем могла бы стать Вандер. Раньше она так ярко сияла, а теперь была странным, нескладным, чудаковатым существом. Но он любил её не меньше прежнего. Возможно, даже больше.

Холлоу видел, как две девочки достигли края школьного двора.

Одна из них – та, что тяжело дышала, кашляла и задыхалась, – крикнула что было сил:

– Я свободна!

А потом Холлоу увидел, как она упала. На мягкую, росистую, изумрудную траву.

Он услышал, как Вандер завыла.

И тогда его сердце тоже разбилось. Оно разбилось от любви к Вандер.

Глава 26

Госпожа Гэллоу

Всвоём крошечном домике позади Дирлиф-Холла госпожа Гэллоу тоже услышала Вандер.

В первый и единственный раз.

Она бросила вязание, поставила на стол кружку. И выскочила из дома, оставив дверь распахнутой. Она бежала, бежала, бежала, пока не обнаружила источник звука.

Госпожа Гэллоу увидела маленькую бледную девочку, которая лежала в лунном свете, сияя как звезда.

Её голова покоилась под странным углом. Как будто лежала на чьих-то коленях.

Но никого рядом не было.

Глава 27

Вандер и Мейбел

Ещё некоторое время она дышала. Мелко, с дрожью, робко, совсем как тот птенчик.

А Вандер чувствовала себя как скворчиха. Она одновременно боялась, хотела защитить своё дитя – и была полна любви… В том-то и дело, да? Любовь такая страшная штука. Потому что любить значит потерять.

Но ещё некоторое время Мейбел дышала.

Она дышала, когда госпожа Гэллоу взяла её на руки и побежала с ней в Дирлиф-Холл.

Она дышала, когда прибежали врачи со своими коричневыми саквояжами. Змеившиеся за ними стетоскопы напомнили Вандер про железную цепь, которая по-прежнему соединяла её сердце с сердцем Мейбел.

Она дышала, когда её положили на пол и стали прижиматься ртом к её рту, и давить на маленькую худую грудь,