на запястье занятный брелок редкой формы, Валентин им и довольствовался, резко оборвав цепочку.

— Вот всё, что имелось приметного, — протянул он брелок Рудольфу.

— Не густо, — буркнул тот, кивнул женщине, и машина помчалась.

— Вы дорогу указывайте, — подала голос Вика, как только они отъехали от гостиницы.

— Правь по главной улице, докатишь до первого светофора, скажу, — ответил Рудольф и, обращаясь к Валентину, спросил: — Значит, не местные, говоришь?

— Так точно.

— Военный, что ли?

— Служил.

— И чего?

— Под сокращение попал.

— А мне почудилось, вы наши. Что у гостиницы ошивались?

— Места ждали. Работу ищем. На сейнер хотели устроиться, в море пойти.

— Какая сейчас рыба? Раньше думать надо было… Но не беда. Что-нибудь придумаем. А в море-то бывал сам?

— Приходилось, на Сахалине служил.

— Жена?

— Не понял?

— Жена за рулём-то? Кстати, как её имя?

— Виктория, — мягко ответила женщина.

— Рудольф. Вот и познакомились. Спасибо, вы с мужем спасли меня. Я долги плачу.

— Не женаты мы, — буркнул Валентин. — Вместе приехали… работу искать.

— Родственники, что ли?.. — не то засмеялся, не то захрипел от боли Рудольф.

— Подруга, — оборвал его Валентин.

— Извиняй, брат, — скривился Рудольф, автомобиль тряхнуло на кочке. — Отбили у меня эти уроды вместе с рёбрами и всё остальное. Особенно, видать, башку. Соображаю плохо. Простите, Викочка.

— Прощаю, — подала та голос.

Валентин промолчал. Через полчаса подъехали к двухэтажному дому, тёмному и тихому.

— Нам на первый этаж, — ткнул рукой Рудольф на металлическую дверь. — Помогайте, братцы, ещё немножко я на вас покатаюсь.

Они перенесли его в однокомнатную квартиру. Жильём здесь не пахло, от мебели несло казённым духом.

— А с ним что делать? — спросил Валентин, имея в виду труп в багажнике.

— Не твоя забота, — глухо ответил Рудольф изменившимся тоном и потянулся к телефону у дивана…

* * *

Было за полночь, когда к дому подлетели две легковые машины. Крутоплечие парни заполнили комнату, где приходил в себя их вожак. Валентин и Виктория ретировались на кухню и не высовывались, но каждый новый человек после общения с Рудольфом, заглядывал, будто невзначай на кухню, здоровался и внимательно оглядывал обоих. К утру все разбежались, унесли и Рудольфа. На столе в комнате, где он лежал, осталась солидная пачка денег и обрывок листка с телефонным номером и напутствием хозяина: «Живите здесь. Никуда не высовывайтесь. Сам навещу».

Неделю они жили в ожиданиях. Он появился внезапно. Рано утром, один и на своих ногах. Следы побоев на лице скрывали чёрные очки, аристократический костюм — остальное. Он заметно прихрамывал, как ни пытался скрыть. Вошёл без звонка и стука, своим ключом открыв дверь. Валентин лежал с открытыми глазами, не двигаясь, проснувшись, лишь только началась возня у двери. Рудольф прошёл в комнату, где спала Вика, постоял недолго и заглянул к нему на кухню.

— Чего тут мучаешься? Баба-то рядом! — вместо приветствия зло хмыкнул он.

— Я же тебе всё объяснил, — буркнул Валентин.

— Что? И не трогал ни разу? — изумился тот.

— Я её мужа хорошо знал. Служили вместе. Погиб он. Утонул.

— Чего же за собой её таскаешь?

— Сам не знаю.

— Как так?

— Трясло на Камчатке часто, слышал небось… Вот в одной такой катавасии он и погиб, спасая детей в интернате. Всех, нас, военных, тогда туда бросили… Разбираться стали, что, да как? Я — в отставку, вчистую. — Валентин поднялся, прибрал постель. — Потом поехал к его отцу с матерью всё рассказать. Спрашиваю их, где жена-то? А она с другим давно. С неделю я у стариков пожил. Они ко мне привязались. Я им вроде как за сына погибшего. Сам-то детдомовский, тоже спешить некуда. Но потом одумался, завод у них чахлый, профессии моей нет, а я привык на воде… Выпил, уезжая, стою на вокзале и зло стало. Витька, дружка, вспомнил. Зачем ехал-то? Его нет давно, а я жене — ни слова. Пойду, скажу всё, что о ней думаю… расскажу, как погиб…

— Ну? — заинтересовался Рудольф, подталкивая замолчавшего Валентина: — И что в ответ услышал?

— Случилось всё, как и не думал. Разревелась она на первом моём слове и убежала.

— Что так?

— А вот так!.. Вернулся к старикам. Ещё день-два прокантовался. Она сама прибежала, упала мне в ноги… оказывается, знала уже всё, старики ей с моих слов поведали… Укатил я до Куйбышева. А там на теплоход и сюда по Волге к вам в Астрахань. Надумал на сейнер пойти. Платят хорошо. С харчем — полный галс… Как-то утром выхожу на палубу… А она встречает!..

Рудольф округлил глаза, хлопнул себя по коленкам:

— Вот бабы! Шекспир отдыхает!

— Вот так и приехали… — закончил Валентин.

— Втюрилась?

— Договорились ехать вместе. Она в ресторане раньше работала, готовит здорово. Могла бы коком пойти или в помощницы.

— Уж больно баба видная, достанут её матросы.

— Она строгая.

— Слушай, а возьму-ка я вас к себе. Пойдёшь? Плачу хорошо.

— Сам платишь?

— Да нет, конечно. Рыбзавод. Всё честь по чести. С трудовой книжкой. Но порядки у меня свои. Кто пашет, того не обижаю. Уедешь отсюда на «жигулях».

— Мне главное деньги и воздух свежий.

— Вот это как раз и обещаю.

— А что делать-то?

— Рыбу будешь ловить. — И, помолчав, добавил: — Но какую рыбу!

Рудольф сам взял их паспорта, трудовые книжки и исчез. Позвонил через несколько дней, велел написать автобиографии. За бумажками прислал Леонида. Тот явился с фотоаппаратом, объяснил, что в управление кадров требуются фотки.

— Мы сами-то что? В ателье не дойдём? — завозмущался Валентин.

— Я мигом отпечатаю, а вам приказано не высовывать носа, милиция шмон подняла из-за бузы у гостиницы, — буркнул Леонид и умчался.

К середине второй недели приехал сам Рудольф, уже заметно оздоровившийся, чёрные очки — на лбу, только рот старался открывать реже: зубы ещё ждали своей очереди у стоматолога. Объявил с порога, что с работой всё улажено, усадил обоих на заднее сиденье «Волги» и покатил по городу. Возил он их до вечера и после этого ещё несколько дней по разным многолюдным местам. Из машины выходить не разрешал. Валентин запомнил барахолку, несколько восточных рынков, рыбный базар. Искали Мирона и Буратино, но ни Валентин, ни Виктория среди мелькавших подозрительных рож колоритных физиономий гитариста и запевалы не приметили. С десяток фотографий Рудольф принёс в пакете. Морды там были явно уголовные, не хватало лишь подписей: «осуждённый Петров», «осуждённый Сидоров»… Но и здесь их ждала неудача.

На этом суета прекратилась, и их привезли в рыбацкие края, где Валентин сразу потерял Вику из виду — её Рудольф определил к себе. От Леонида Валентин скоро дознался, что та занимается поварским делом и