— дна не достать.

— Осетровая икра? — не поверил я, протягивая приятелю платок. — Конфискат браконьерский милиция обычно сжигает… Не принимают его в торговлю. Может, он и закопан?

— Уж не знаю, конфискат, не конфискат, но икра пропавшая, — принял платок Аркадий. — Видать, сбыть не смогли, вот и решили закопать в глуши.

— Какой дурак икру закапывать станет? — таращил глазища Халява. — Покупателей на неё — только шепни кому. А если пропала, то в воду — и капец!

— Вот уж не знаю, — потянулся Аркадий за травой, чтобы лучше очистить руки. — Слишком много в двух ящиках, поэтому такое решение и приняли. Подальше от глаз людских выбрали они подходящее место, ничего не скажешь.

— Добро сгноили! — возмущаясь, ударил себя по коленкам Халява. — Паразиты! Ни себе ни людям!

— Значит, крепко на хвост кто-то им наступил, что на безлюдный остров свезли… — рассуждал Буксир.

— Да столько сгубить-то! — не унимался возмущаться Халява.

— Не впервой, значит, здесь ховают! — скрипнул зубами Буксир. — Добро портят, суки!

Они переглянулись между собой и отвернули головы в разные стороны.

— Мужики, — поднял на них глаза Аркадий, — сгоняйте за Ильёй. Фонька останется за лодками присматривать. А мы вас здесь подождём.

Я понял, что друг Аркадий хочет остаться со мной наедине. Впрочем, деревенские следопыты тоже это заметили, но вида не подали и послушно ретировались.

— Мигом только, — напутствовал их Аркадий в спины, — одна нога здесь, а вторая дальше.

Ожидая начала разговора, я упал мокрой спиной в тёплую траву. Хотелось выпить. На худой конец, воды. Но Аркадий начал без вступления:

— Данила, я не сказал тебе всего.

— Понял.

— Я их выследил.

— Не сомневался.

— Это работники милиции. И один из них, кажется, мне знаком…

Когда на улицу опасно выходить

— «Когда фонарики качаются ночные, когда на улицу опасно выходить…» — вместе с залихватской мелодией и нахальными словами из тёмного угла под мигающую на столбе подслеповатую лампочку фонаря выплыла парочка с гитарой, нещадно дымя папиросами. Поскучав недолго, они приостановились, ориентируясь на местности. Один из парочки, обезьяноподобный верзила с лапищами чуть не до земли, ужасно фальшивил, другой неумело бренчал. Певцы были неважные, зато заметно пьяны и искали приключений.

— Может, от греха зайдём в гостиницу, Валя? — прижалась к плечу молодого человека спортивного телосложения изящная женщина. — К чему лишние неприятности?

— Ты не права, Вика, — ласково отвечал кавалер. — Как раз это то, что нам необходимо. Сама судьба, как говорится…

Гитарист и подпевала продолжали горланить:

— «Я из пивной иду и никого не жду, а сердцу хочется кого-то полюбить».

Они вальяжно остановились, завидев посторонних.

— Гуляем? — прервал игру гитарист; угловатый с тонкой шеей и шилом вместо носа он напоминал пронырливого Буратино.

— Они прохлаждаются, — съязвил запевала.

В ответ промолчали.

— Неразговорчивые попались, — скривился первый задира.

— Не уважают нас, — подвёл черту приятель.

— А знаешь почему? — подал голос спортсмен.

— Порадуй, — сплюнул папироску под ноги женщине верзила.

— Поёте плохо. Да и играете хреново. Разреши-ка, я попробую. Расстроена гитара, — и молодой человек сделал движение к гитаристу, но тот увернулся, довольно трезво отскочил в сторону, застыв в стойке боксёра.

— Мирон, нас хотят обидеть, — пожаловался он здоровяку.

— Кто тебя собирается обидеть, дружок? — делано напрягся тот и затопал тяжёлыми ботинками, нарочито пугая женщину.

— Этот, — указал гитарой певец на спортсмена.

— Он пошутил, — верзила изобразил на физиономии сладкую мину, не предвещавшую, однако, ничего хорошего. — Ты пошутил, правда?

— Валентин, пойдём, — взмолилась женщина, пытаясь увести спутника. — Ребята, ну что вам надо? Мы вам не мешаем. Что вы пристаёте?

— Ой! Какой голосок, Сергунь! — удивился теперь уже Мирон. — Так бы его и слушал. Звоночек. По утрам бы будил у кроватки. Ну-ка, птенчик, спой для меня.

— Послушай, — загораживая спутницу, прервал его Валентин. — Мы сегодня прибыли в ваш город теплоходом. Нехорошо так встречать гостей.

— То-то у гостиницы отираетесь, — грубо оборвал его верзила. — Мы, может, тоже приезжие. Нам, может, тоже некуда положить головки. Если твоей крале на белую грудь?

Спортсмен дёрнулся к нахалу. Женщина повисла у него на руке:

— Валя!

— Брысь отсюда! — жёстче отчеканил верзила. — И благодарите Бога, что я сегодня в настроении.

— А, может, сыграем у него на рёбрах, Минь? — заканючил гитарист, не унимаясь.

— Пусть живут, — сплюнул тот, — приезжие… Линяйте да побыстрей отсель!

— Пойдём, Валь, — подтолкнула спутника женщина.

Они миновали столб с фонарём, прошли и кустарники, но замерли, приметив в темноте кустов огоньки папирос. Прячась, здесь угадывалась группа парней, стерегущих кого-то.

— Вот это уже интересней, — шепнул женщине её спутник, — не оглядывайся, будто не заметила, а теперь давай сюда! — Валентин потянул женщину за собой, и они замерли за стволом раскидистой ветлы. — Понаблюдаем. Чую я, неспроста все они здесь оказались, ведь в гостинице Рудольф проводит встречу с капитаном теплохода.

Между тем на набережной появились огни приближающегося легкового автомобиля, и через минуту-две, заскрежетав тормозами, он лихо подлетел к освещённому подъезду гостиницы. В машине посигналили и, распахнув дверцу, из неё вылез необъятных форм шофёр, больше похожий на тяжелоатлета. Парочка с гитарой тут же подобралась к нему, поинтересовавшись куревом. Тот гостеприимно раскрыл створки портсигара. Скрываясь за деревом, Валентин и его спутница внимательно наблюдали за происходящим. Чувствовалось, руководило их поведением не простое любопытство, женщина уже не пыталась уговаривать кавалера не влезать в конфликты, она, устроившись несколько поодаль, осторожной кошкой не спускала глаз со сцены у подъезда. Угостив папиросками ночных просителей, шофёр, потолковав с ними, обошёл автомобиль кругом, видимо, кого-то дожидаясь, пинком проверил состояние передней шины, и посигналил второй раз, но не горячился, а скорее для того, чтобы подтвердить важной особе о своём прибытии. Затем, беспечно оставив дверцу распахнутой, он вальяжно развалился на переднем сиденье «Волги» и продолжал болтать с гитаристом и певцом, найдя общие темы.

— Кодла, что в кустах прячется, — шепнул Валентин спутнице, — точно заодно с той парочкой гуляк. Смотри, Викуль, они выслеживают кого-то, так что будь настороже, а шофёр — лопух, на крючке у них.

Женщина не подавала голоса, сжавшись в комок, она наблюдала за происходящим с не меньшим вниманием, нежели её кавалер.

А шофёр, продолжал болтать с парочкой, угощая их очередными папиросками. Гитарист начал что-то наигрывать из мотивчиков, подобных тому, с которым они появились у гостиницы, а верзила попытался даже открыть заднюю дверцу и взобраться на заднее сиденье, но после ленивой перепалки с шофёром остался стоять у задних колёс. Беспечное поведение шофёра нервировало Валентина; каждое перемещение одного или другого из парочки у автомобиля он комментировал, зло оценивая промахи беспечного водителя.

— Ну что творит, пентюх? О чём думает, раззява? Они же