поскольку умом тебя Господь обидел: поедешь к Царю Банифацию, да устроишься к нему на службу. Будешь за принцессой приглядывать, чтоб никакие прынцы заморские ей голову не морочили. Отшивай всех подряд! Как хошь, но отшивай!

— Хорошо, батюшка, выполню я просьбу твою, — говорит Иван, — завтра же и отправлюсь.

— Вот и в добрый путь!

* * *

И пустились рано утром сыновья Царя Пантелеймона в путь-дорогу.

Федот — по проторенной дорожке в царство Султанши заморской, а Иван — в царство Царя Банифация.

Федот настороже был, он втайне от батюшки трёх слуг с собой взял: один кормить его должен был, второй — развлекать, а третий — от врагов ненавистных защищать. Мало ли какие трудности впереди. А что трудности будут — Федот уверен был. Он завсегда к ним готов, поскольку силой богатырской да умом Бог не обидел!

Больше всего Федот переживал — как он через море-окиян переберётся?! А потом решил: «корабль найму какой-нибудь али шар воздушный! Я ж упорный, я буду бороться до последнего!»

А Иван набрал в дорогу лепёшек ржаных и пошёл. Идет, песни поёт, с птицами и деревьями разговаривает. Коня решил не брать, чтобы Царь Банифаций не разоблачил его.

Шёл-шёл, да видно с пути сбился: дорога пропала куда-то, какие-то непролазные заросли появились, и солнце как назло за тучи спряталось.

— Эх, вот же никак без приключений не обойтись! — смеётся Иван, — не хватало ещё какого-нибудь чудища для полного счастья!

А оно тут как тут — чудище-то! Как будто только и ждало, что позовут его. С мыслями-то, оказывается, тоже поосмотрительнее надо быть!

Хотя чудищем его и с большой натяжкой назвать трудно. Обычное существо, только возраста непонятного, в человечьи одежды приодетое, да с обликом женским. Но по глазам видно — не человек это!

— Ты кто, красавица?! — осторожно спрашивает Иван.

— Ох, и умеешь ты к дамам подход найти, какая я ж тебе красавица?! Вот принцеска Агнесска — точно красавица! И статная, и умная, и лицом мила! Эх, жалко, если достанется какому-нибудь богатому старику!

— А звать-то тебя как? Что-то мне кажется — не человеческое имя у тебя!

— Правда твоя, Ванечка, я сущность рода человеческого, спутница любого из вас, а зовут меня Зависть!

— Вона чё! Согласен, есть ты в каждом из нас, так уж человек устроен. И во мне тоже есть, признаю это, не лукавя, поскольку живой человек я и обычный.

— Ой, а я думала, что ты отрицать будешь да упираться станешь! Ты ж царских кровей, как-никак!

— А что, цари — жители небесные что ли?! — улыбается Иван, — ничто человеческое нам не чуждо.

— А то! Вот батюшка твой, к примеру: богатства у него хватает, чего бы ему завистником быть? Здоровья у него предостаточно — молодые позавидуют! Живи и радуйся! Так нет же — всё равно зависть его гложет! То там, то сям! Сейчас он молодым принцам завидует, что на руку принцессы Агнессы претендуют, что не может быть на их месте! О-о-ой, не могу!!! — захихикала вдруг Зависть, — яблочка он молодильного захотел!.. О-о-ой, держите меня!

— Всё-то ты знаешь, Зависть, — хмыкает Иван, — зачем тебе это?

— Работа такая, Ванечка! Про Федота рассказать?

— А мне неинтересно!

— Ой, ли?! Ну, тогда про тебя расскажу!

— А чего про меня? Я знаю — грешен, завидовал. В детстве братцу завидовал, что он большой и сильный; что он матушку нашу видел и помнит, а я так и не знал её. Много ещё чему завидовал. Но потом понял, что зависть — это когда себя с другими сравниваешь. А чего себя с другими-то сравнивать? Себя с самим собой надо сравнивать и становиться лучшей версией самого себя. Как осознал это, так и зависть пропала. Вот так-то.

— Ой, какой ты, Ванечка, разумный! Я аж завидую тебе!!! А ты вот, к примеру, Федоту не завидуешь, что трон-то он унаследует, а не ты?!

— Да на здоровье! Как будет — так будет, я ко всему готов!

— Вот смотрю я на тебя, Ваня, — говорит Зависть, — и думаю: а почему тебя дураком называют?!

— Да пусть хоть горшком зовут, лишь бы в печь не сажали! — смеётся Иван.

— Ну, ладно, ступай, счастья тебе!..

— А я уже счастлив, всегда… — отвечает Иван, смотрит — а Зависти уже и след простыл. А может быть, и не было её вовсе, может, привиделось всё.

Идёт Иван Царевич дальше, заросли-то непролазные вроде и кончились, а тут новая неприятность — болото! Ох, и жуткое оно, трясинами чавкает, жабами квакает, ловушками всякими полно.

— Эка невидаль! — говорит сам себе Иван. Из лыка быстренько плоскоступы сплёл, как нянька старая учила, слегу длиннющую выломал и пошёл, не страшась, в болото.

Глядь, а на кочке сидит кто-то. Облика человечьего, да только странное какое-то оно — существо это.

— Ты кто, девица-краса?! — спрашивает Иван.

Существо обернулось, Ивана с ног до головы оглядело и отвечает:

— Кто ж ещё в такой грязи и тине слякотной водиться будет?! Порок я человеческий, Жадностью меня кличут. Уходи отсюда, это моё болото!

А Иван смеётся:

— Понятное дело, своё-то жалко отдавать! Хоть и болото, да своё родное!

— Изгаляешься?! — ворчит Жадность, — сам-то жадностью тоже наделён, а строишь из себя святошу!

— А я разве ж спорю? — весело говорит Иван, — я же человек обычный, во мне все пороки земные есть! И жадность тоже.

— И как же ты, касатик, живёшь с этим?! — ехидно спрашивает Жадность.

— Не, я не живу с этим, — отвечает Иван, — это оно со мной живёт. А я живу и не заморачиваюсь. Жадность — это ж страх? Страх! Страх быть бедным, к примеру! А по мне-то чего бояться? Я же дурак? Дурак! А дурак думками богатеет! Во как. К чему мне бедности страшиться? Хоть и Царевич я, а богатство у меня вот туточки! — и постучал по лбу себе, — что себе представлю, то и получу запросто! А сейчас спешу я, дай-ка, Жадность, мне дорогу!

— Не, не дам, жадная я!

— А вот я тебя дрыном!..

Глава седьмая

Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда я с тобой.

Габриэль Гарсиа Маркес

— Бывает и так получается, что всякая нечисть встречается!.. — Поёт Иван. Он из любого события хоть песню, хоть историю весёлую придумать может.

Долго ли коротко шёл он, да тут на горе и стольный град царя Банифация показался.

Иван присел на пенёк и думку стал думать. Надо же