— И то, и другое. — Бен включил главный проектор, которому служило полем все пространство кабинета, он использовался для просмотра масштабных панорам в деталях. — Готов?

Катлер кивнул, хотя к чему готовиться — было неясно.

Звуковая запись шла в сопровождении развернутой холосъемки с места спуска одного из модулей, второй был буровым и видеофиксации не вел из-за вибраций. На три минуты кабинет Бена превратился в огромную равнину, вымощенную черными камнями неправильной формы, общим у которых было только одно — плоская верхняя часть, точно всю пустыню от края до края отшлифовал гигантский каток. Для полного впечатления гиблого пространства, в котором нет ничего живого, не хватало только засохшего дерева на горизонте и обглоданного ветрами лошадиного черепа. Вместо них в поле зрения торчала криволинейная фигура странного вида, похожая на выкрошенный каменный портал. Картина начала дополняться ревом ветра, нараставшим постепенно, чтобы не напугать зрителей, но уже через минуту от него закладывало в ушах.

Катлер был вынужден напомнить себе, что находится внутри проекции, а не на планете, если он захочет — моментально окажется на мягком диване с коньячным стаканом в руках. Только это заставляло его мириться с пребыванием на бескрайней черной плоскости, навевавшей мысли о смерти.

Бен прав — без машин здесь делать нечего. По крайней мере до тех пор, пока дроиды не возведут привычный глазу техногенный пейзаж. Людям не нужны бескрайние просторы, в них слишком остро ощущается собственная ничтожность против бесконечности вселенной. А вот в домах-коробках таких мыслей не приходит, особенно если платишь кредит за свое жилье. Что до человеческого величия, то, как показывает полицейский опыт, умами можно править и из убитой каморки на городских задворках, была бы сеть.

Небо Шелезии выглядело серым, в нем прозрачной кромкой виднелся Геркулес, Катлер узнал его по циклону. Странно, что в обзорном стекле Шелезия выглядела желтой, по факту в пейзаже доминировала черно-белая цветовая гамма.

— Прошли отметку, которую канонир указал как момент акустической помехи, — где-то рядом сказал невидимый Бен. — На холозаписи нет никаких вспышек.

— Я тоже ничего не слышал, — признался Катлер. — Ветер все глушит.

Бен рассмеялся.

— Расстояние до источника помехи — сто восемьдесят километров, — сказал он. — Ты мог бы его услышать только через девять минут, но для этого запись должна быть в три раза длиннее. Если вообще что-то услышал бы за тридцать восемь наносекунд.

Проекция погасла, вернув кабинет с сидящим в кресле Беном на место. Катлер уже самостоятельно налил себе новую порцию коньяка и выпил. Перед глазами продолжала стоять черная каменная пустыня, от которой хотелось спрятаться хоть в буровой модуль, хоть во флаер, лишь бы это было что-то созданное людьми. Кто придумал, что человек — центр вселенной, царь природы и прочая чушь? Человек просто точка на плоскости, считающая себя началом координат. Сколько людей, столько осей, и совпадают они редко. А вот пересекаются часто.

— Как впечатления?

Бен словно прочел его мысли, хотя, скорее всего, просто угадал, о чем может думать человек, никогда не бывавший в космосе на другой планете.

— Неприятные, — честно признался Катлер. — Я бы сказал — отвратительные. Ничего знакомого человеческому глазу, ничего живого, ветер ревет, преисподняя какая-то. Я себе Шелезию иначе представлял — желтенькая, песочная, как пляж, разве что моря нет, небо голубое.

— То есть ты не согласился бы провести там сутки?

— Да боже упаси. Не столько я нагрешил в этой жизни, чтобы вот так… Погоди, а ты что, на меня рассчитывал в плане высадки?

Бен захохотал, откинув голову на спинку кресла, и делал это так заразительно, что Джон тоже невольно засмеялся. Хорошо, что Бен знает его больше тридцати лет, а то можно и в отставку вылететь за раннюю деменцию.

— Извини, я, конечно, ерунду ляпнул, — виновато поправился он. — Подготовки у меня никакой, да и возраст неподходящий, но если это принципиально и нужно родине, уж лучше все-таки я, чем какой-нибудь мальчишка вроде твоего Брайана.

Бен оборвал смех.

— Джон, ты чертовски отличный гражданин, — без улыбки сказал он. — Такие делают честь любой стране. Но я был бы неблагодарной свиньей, если бы разбрасывался своими людьми, поэтому — нет. Ты там ни при каких условиях не окажешься. И я, знаешь ли, тоже планировал еще немного пожить, а не ждать, когда твои полицейские всем участком придут меня линчевать за твое самопожертвование. По крайней мере, на их месте я сделал бы именно это.

— Что в отчете? — Катлер поспешно перевел разговор на другую тему, потому что в горле появился какой-то комок; скажи кому, что ближе и роднее главы государства у тебя нет никого, сочтут верноподданническим подхалимажем. — Есть что-нибудь странное?

— Есть. — Бен развернул в воздухе окно с какими-то графиками, световым карандашом обвел один фрагмент и отправил Катлеру.

Тот с опаской покосился на пики и провалы кривых и сосредоточился на том, что было обведено. На его взгляд кусок этот ничем не отличался от других. Он увеличил его и растянул, и тогда стало понятно, что в звуковой кривой имеется разрыв, причем не один, а два. Кривые были похожими, но утверждать, что они идентичны, Катлер не взялся бы. А вот расстояние между ними было равным. Цифры это подтверждали.

Катлер похолодел.

— Логический ряд?

Бен не ответил, глядя перед собой, но глаза его горели хорошо знакомым Катлеру зеленым огнем.

5. Фотонный расчет

Распоряжение генерала Брайан выполнил в точности, как привык выполнять все приказы, — провел десять минут в галерее, где старательно лежал в массажном кресле, пока морской бриз обдувал его лицо. Прибор имитировал также шум волн и крики чаек, даже корабельный гудок создатели умудрились вставить в общую звуковую картину. Положено было еще усиленно дышать для улучшения мозгового кровообращения, но Брайан просто терпел выставленное на таймере время, изредка поглядывая на цифры.

Помехи от Геркулеса, вызвавшие такой ажиотаж, беспокоили его куда меньше, чем Зеф Ульрик, который числился в сети, но на сообщение не ответил. Брайан решил, что следующий запрос отправит ему с генеральского логина: можно принципиально игнорировать кого угодно, но Шепарду положено отвечать всегда.

Угрызений совести за такую ложь Брайан не испытывал. Многие сотрудники «Эссена» при любом его появлении и так считали, что он представляет Шепарда, и отчитывались, как если бы он действительно был послан с поручением. Брайан сначала пытался объясняться с ними, потом смирился со своей ролью и перестал разуверять людей, а в последнее время стал невольно задумываться, так ли уж трудно быть Шепардом.

Получалось, что не очень, имидж работает на