Выгрузились, поспешили вверх по лестнице, причем фельдшер(как выяснилось, его звали Костя) постоянно норовил отстать, а Света егосердито подгоняла. На четвертом этаже в квартире номер шестнадцать дверь ужебыла приотворена, и около нее взволнованно топталась милая старушка летсемидесяти пяти, толстенькая и уютная, словно та бабушка, которая некогдаиспекла знаменитый колобок.

– Я вас в окошко увидела, – пояснила она нам. –Сюда, проходите. Вот он, мой дедок!

В голосе ее звучали слезы. И было от чего! На полу вчистенькой, хотя и бедноватой комнатке лежал сухонький, словно мальчишка,старичок примерно того же возраста, что и жена. Лицо у него былосиневато-бледным, губы почернели.

– С утра все было нормально: я наубиралась, намыла все,порядок навела в шкафу, в буфете, в аптечке, пустые коробочки, лишние бутылочкивыкинула, – поминутно вздыхая, объясняла хозяйка. – А Петюня цветамизанимался – он такой цветовод замечательный! Потом я в магазин пошла, тогокупила, сего, на базарчик заглянула, со знакомой постояла – у нее внукнародился, вот про внука и поговорили… Часа полтора меня не было. Пришла домой– а тут… Неужели инсульт, а?

Слезы посыпались из набухших старческих глаз, словногорошины.

Между тем Света уже стояла на коленях около «Петюни»,осматривала его и ощупывала, трогала фонендоскопом, считала пульс, поднималавеки и даже принюхивалась к губам.

– Ну что? – тихо спросила Алена, тоже опускаясь наколени.

Света нахмурилась:

– Что-то я не пойму, если честно… Ни в одну картину нашдедок не вписывается. Хоть он и без памяти, но зрачок широкий, ни дефекации, нимочеиспускания непроизвольного нет, а это при внезапном стволовом инсультенепременно должно случиться. Это не инсульт.

– Неужели инфаркт?! – всплеснула руками хозяйка.

– И это вряд ли. Конечно, губы потемнели и тоны сердцаприглушенные, но они четкие, ровные, а пальцы не побелели. И, опережая вопрос,скажу, что это не диабетическая кома: дыхание не отдает ацетоном.

– Да что вы, девочки, не было у Петюни диабета! –произнесла хозяйка почему-то с оттенком обиды. – Какой еще диабет?

– Честно говоря, тут вполне можно предположить передозировкукакого-то наркотика, – чуть слышно шепнула Света, лукаво поглядев наАлену. – Но это уж совсем фантастика, правда? Ладно, начинаем работать, –она повернулась к фельдшеру Косте, который вяло поник в углу. – Ты еще неспишь, братан? Давай кислород, потом сделаем непрямой массаж сердца, добавимадреналин, чтобы не начал развиваться отек легких… Давление у него прямоникакое, сорок на шестьдесят…

– Ой, зачем вы мне все это говорите! – в голос зарыдалахозяйка. – И так смотреть на него страшно, а вы тут еще про отек легких дапро давление!

Света и Алена переглянулись. Комментарии доктора, зналаАлена, предназначались ей. Должна же она понимать, что происходит! А теперьчто?

Однако Света и ухом не повела.

– Костя, давай-ка мне эуфиллин и доксиметазонин, –продолжала командовать она. – Нет, укол я сама сделаю, у деда вены слабые,не для твоих замашек!

Был сделан укол – и «Петюня» почти тотчас открыл глаза!

– Петечка!

– Ого!

– Отлично! – воскликнули хором хозяйка, Алена и Света,и даже вялый Костя удостоил моментальное воскресение из мертвыхглубокомысленного «О-о!».

Дед сел, но его сразу занесло, и он снова повалился на пол.Приподнялся, опершись на локоть, огляделся расплывающимися глазами, воскликнулрадостно:

– Маруся! Ты уже здесь! А я так волновался, так волновался!

Голос его звучал вязко, словно язык и губы повиновались емус трудом.

– Волновался он! – всхлипывая и смеясь, воскликнулахозяйка. – А я-то как за тебя переволновалась, Петюня! Что это такое стобой сделалось?

Тот словно и не слышал, сосредоточенно прищипывая пальцамисвою одежду то там, то здесь. Через мгновение он так же деловито забегалпальцами по халату Светы.

Алена вытаращила глаза. Света вдруг закашлялась, иоказалось, что «научный консультант» с трудом сдерживает смех.

– Видишь, он мошек ловит? – шепнула так, чтобы ее могларасслышать только Алена. – Типичная картина делириума!

– Так он что, просто напился? – так же полубеззвучношепнула Алена.

Света качнула головой:

– Даже и намека нет. То есть явно он что-то выпил, а вотчто?! Петр… э, извините, как ваше отчество? – заговорила она громко.

– Петрович, – рассеянно отозвался дедок, истовопродолжая собирать незримых насекомых.

– Петр Петрович, вы, значит, волновались, что жены долгонет? – взяла его за руку Света. Якобы пульс сосчитать, а на самом деле,как поняла Алена, остановить это суетливое, до невозможности смешное ибессмысленное перебирание старческих, сухих пальцев.

– Волновался, а то как же! Аж сердечко закололо. Я думаю:как прихватит тут от волнения… Пошел и лекарство выпил.

– Ага-а… – довольно протянула Света. – И что же выпили? Пустырник? Валериану?

– А бес его знает, – рассеянно отозвался Петр Петрович,делая настоятельную попытку вырваться из ее цепких пальцев. – Пошел вванную, взял там в аптечке бутылек…

– А-ах! – громко, почти с провизгом воскликнула Маруся– и зажала рот рукой, хотя глаза ее выражали ужас.

– А ну, дорогие хозяева, – строго сказала Света, –где у вас аптечка? Быстренько покажите мне бутылек, из которого вы пили, ПетрПетрович.

– Аптечка в ванной, – ответил дедуля. – А бутылектам всего один.

Маруся снова ахнула – на сей раз сдавленно, из-под руки.

– Стоп, стоп… – протянула Света. – Кажется, я поняла, вчем дело. Вы говорили, что с утра делали уборку, правильно? И в аптечкеприбрались… бутылочки пустые выкинули… А куда содержимое их дели? Неужели водин бутылек слили? Так, дорогая Мария… извините, вашего отчества я тоже незнаю.

– Марья Николаевна, – стыдливо, будто девушка, котораяпервый раз знакомится с парнем, пробормотала хозяйка. – Слила, слила, ужне припомню точно, что именно слила… а он, значит… ох, Петюня!

– Вернее будет сказать: ох, Маруся! – пробормоталаСвета «в сторону», как пишут в пьесах.

– Света, ты настоящий детектив, – сказала Алена черезнесколько минут, когда, собравшись и простившись, они выходили изквартиры. – Все-таки я, наверное, сделаю героиней своего романчика тебя, ане доктора Денисова.