— Я был неправ, когда говорил о дисквалификации вашейслужбы, — признался Гейтлер, — очевидно, даже военное положение немогло изменить профессионализма ваших сотрудников. Такое единодушие менярадует. Можете обосновать свой выбор?

— Конечно. Бенедиктов никак не подходит. Павзнерслишком стар. Кандидатура Леонова не вызовет большого ажиотажа среди левыхжурналистов, а кандидатура Синкина — среди правых. Остаются двое — Абрамов иУткин. Но Уткин, как говорят сами русские, барин. Он владелец газеты, богатыйчеловек, сам почти ничего не пишет. Некоторая часть русского общества можетотнестись к неприятностям с ним со злорадством. Остается Абрамов. В мерудемократичен, в меру патриотичен, молодой, красивый, — Дзевоньский показална листок с его фотографией, — что тоже немаловажно. Имеет семью,маленькую дочь. Это должно разжалобить женскую аудиторию. Одним словом,идеальная кандидатура.

— Прекрасно, — кивнул Гейтлер, — значит, мыоба остановили свой выбор на Павле Абрамове. Пусть будет он. А запаснымвариантом оставим Уткина. В качестве дублера. Как у космонавтов. Только нас заэто не станут награждать звездами.

Дзевоньский криво улыбнулся.

— Я предпочитаю наличными, — хрипло произнесон, — это и удобнее, и надежнее.

Рано утром позвонил Машков. Открыв глаза, Дронго невольноприслушался к автоответчику. Машков просил взять трубку, извиняясь, что звонитв половине десятого утра. Дронго поднял трубку, хотя в такое время он обычноспал.

— Тебе разрешили уехать, — коротко сообщилМашков, — заедешь ко мне и подпишешь все бумаги. Никому ни одного слова дозавершения операции. Как только мы возьмем Гейтлера, ты сможешь вернуться вМоскву. Но пока я не дам сигнала, не смей здесь появляться. Ты меня понял?

— Какие сложности! Сколько у меня времени?

— Машина за тобой уже поехала. Мы заказали тебе билетна чартерный рейс в Милан, оттуда ты уж сам доберешься до Рима.

— Только этого не хватало! — разозлилсяДронго. — Я не летаю чартерными рейсами и на случайных самолетах. Если неможете перебронировать, закажите мне билет на «Люфтганзу». Полечу в Рим черезФранкфурт или Мюнхен. И желательно бизнес-классом. Все равно я сам будуоплачивать все расходы.

— У тебя вечно буржуйские замашки, — пробормоталМашков.

— Какие замашки? Я не очень-то помещаюсь в креслахэконом-класса. При моих габаритах.

— У нас рассказывают легенды, что ты дрался с самимМиурой.

— Это было давно и неправда, — усмехнулсяДронго. — Все равно платить я буду сам. Поэтому закажите мне нормальныйбилет до Рима.

— Сделаем. Еще есть просьбы?

— Есть. Вы напрасно удаляете меня из Москвы. Это ошибка,Виктор. Я могу помочь найти Гейтлера.

— На эту тему мы уже говорили. Теперь его будут искатьдругие люди. Мы до сих пор не выяснили, кто такой этот неизвестный полякДзевоньский, появившийся у Хеккета. Неко??орые наши аналитики не исключаютвероятности провокации со стороны самого Хеккета. Он мог намеренно увести нас всторону, чтобы на время сбить возможные подозрения с настоящего организатора.Ты ведь сам ему не доверяешь.

Дронго промолчал. Несколько воодушевленный его молчанием,Машков добавил:

— А ты уезжай в Италию. Там сейчас тепло, хорошо.

— Ты повторяешься. Его никто не сможет найти. Ваши людиего просто не смогут вычислить. Для этого нужен другой психотип — загнанный иодинокий, как он. То есть как я.

— Это ты-то загнанный? — улыбнулся Машков.

— Он все потерял, Виктор, — работу, страну, семью.Он ненавидит людей, из-за которых лишился прошлого и будущего. Этот человекочень опасен. Исключительно опасен. К тому же он лучший специалист потеррористическим операциям. Чтобы его найти, нужен такой человек, как я.

— С чего меланхолия? У тебя-то все в порядке — семья,работа, страна. Почему ты считаешь, что вы похожи?

— Той моей страны уже нет, Виктор. А семью я не могупривезти в Москву именно из-за моей работы, и ты это знаешь. Работы ты менялишил. Что остается? Доживать пенсионером за счет Джил в Италии? Незавиднаяучасть.

— Хватит! — разозлился Машков. — Мы все ужеобговорили. Ты летишь сегодня, и никаких разговоров на эту тему у нас с тобойбольше быть не может.

— Я вас понял, генерал. Счастливо оставаться!

— И не нужно принимать все так близко к сердцу. Славабогу, что они разрешили хоть этот вариант. Будь здоров! А когда все закончится,мы с тобой еще посидим. И кстати, поздравляю тебя со старым Новым годом. Жаль,что мы с тобой его не отметим.

— До свидания. — Дронго раздраженно отключился.

И почти тут же раздался новый звонок. Дронго резкообернулся, схватил трубку и сразу же зло осведомился:

— Снова хочешь мне объяснить, как красиво ты поступил?

— Я хотела пожелать вам счастливого пути, —услышал он знакомый голос Нащекиной. — Мне сообщили, что вы уезжаете.

— Извините. Я принял вас за другого…

— Догадываюсь даже за кого. Счастливого вам пути!

Она наверняка знала, что его телефон уже прослушивается, нотем не менее позвонила. Дронго подумал, что был несправедлив и к Машкову, и кней. В конце концов, они чиновники, а не «вольные стрелки», как он.

— Спасибо за ваш звонок, — поблагодарилДронго, — я очень тронут.

— Счастливого пути! — повторила она, не добавивбольше ни слова.

Через три часа он вылетел во Франкфурт, а затем — в Рим.Вечером этого же дня Дронго был уже в Италии. И никто во всем мире не мог дажепредположить, что ему еще придется столкнуться с бывшим генералом «Штази»Гельмутом Гейтлером.

Через двадцать минут должна была состояться встреча с однимиз министров правительства. Им предстояло рассмотреть сложный вопрос, нопрезидент уже знал, что встречу будут освещать журналисты сразу несколькихтелевизионных каналов. Все было продумано до мелочей. Охрана привычно проверялааппаратуру уже прибывших телевизионщиков, прежде чем пропустить их вапартаменты главы государства, а президент, сидя в кабинете за столом, слегкаморщился, размышляя о предстоящей беседе с министром. Она действительно былаважной, и его раздражало, что начать ее им придется с этого «телевизионногошоу».

В силу своей прежней профессии он вообще не любил обсуждатьважные вопросы на людях, как не терпел и публичных дискуссий, в которыхсобеседники стараются блеснуть интеллектом. Президент был убежден, что деловыевстречи должны проходить без присутствия журналистов, а следовательно, иизлишнего популизма принимаемых на них решений. Ведь когда разговор ведется подобъективами телекамер, невозможно сосредоточиться и нормально работать. Но онтакже понимал и необходимость освещения деятельности первого лица страны, каксоставной части его имиджа, пропаганды его президентских функций. Это был одиниз обязательных атрибутов его власти, проявляющийся в этих телевизионныхкартинках, очень важных для его должности.