— Приятная перспектива! А если его вообще нет в Москве?Если он разрабатывает свои операции, сидя где-нибудь в Канаде или в Португалии?Мне нужно ждать, пока вы его не найдете?

— Да. Похоже, другого варианта у нас нет.

— А если я не согласен?

— Тогда тебя посадят в тюрьму. Мне с трудом удалось ихубедить, что лучше тебя оставить дома. Ты всегда мечтал посидеть дома, читаякниги. Вот сейчас у тебя и появится такая возможность.

— Издеваешься?

— Нет. Делаю все, чтобы ты остался в живых, —честно признался Машков. — Согласись, для них гораздо удобнее и дешевле,если ты случайно попадешь под машину или выпадешь из окна.

— Спасибо за откровенность.

— Генерал Богемский настаивал, что тебя нужно«изолировать». Он считает, что нельзя доверять иностранцу такие секреты.Извини.

Дронго поднялся, забрал обе пустые чашки и отнес их ккухонной стойке, чувствуя на своем затылке взгляд Машкова. Еще раз наполнив обечашки зеленым чаем, вернулся к столу и поставил чашку гостя перед ним.

— Спасибо, — поблагодарил его Машков.

— У меня есть варианты? — поинтересовался Дронго.

— Похоже, что нет.

— Мне не разрешат даже уехать?

— Нет.

— Вы думаете, что таким образом обеспечите должнуюбезопасность вашего президента?

— Пока не найдут Гейтлера, мы все будем на особомположении.

— Ясно. Я могу принимать гостей?

— Меня можешь. У тебя есть какие-то конкретныепожелания насчет женщин?

— Нет. Джил я не позову, а остальным здесь появлятьсяне обязательно. Но у меня бывает домработница, которая должна убирать вквартире.

— Ее будут пускать.

— А Вейдеманис? Или Кружков? Ты знаешь, что они бываюту меня довольно часто.

— Ты попросишь их пока не приходить. Твой водитель тожеможет получить отпуск.

— Похоже, вы всё продумали.

— Почти всё. Поэтому я к тебе и приехал. Не пытайсяделать глупости. Тебя просто не поймут. И никуда не уезжай. Гулять можешь водворе, перед домом.

— Меня будут прослушивать?

— Не знаю. Думаю, да. Телефоны обязательно, а насчетквартиры не уверен. Хотя у тебя есть новые скремблеры и ты можешь ихиспользовать. Но на твоем месте я не стал бы этого делать.

— А продукты, вода? Или вы берете меня нагосударственное обеспечение? Если я не смогу выходить из дома, то кто будетдоставлять мне продукты? И на какие деньги? А еще учтите, что я частный эксперти зарабатываю на жизнь консультациями. Ваше ведомство готово возместить мне моииздержки?

— Будет лучше, если ты попадешь в больницу? —разозлился Машков. — Я с трудом уговорил их не арестовывать тебя. Чтокасается продуктов, — к тебе будет приезжать наш водитель, которому тыможешь сообщать, что именно нужно купить.

— И деньги ему буду платить тоже я?

— Разумеется. У нас нет такой статьи расходов.

— Прямо как в Америке. Частная кооперативная тюрьма, закоторую еще и платит сам заключенный. Ты не думаешь, что это абсолютныйидиотизм?

Машков поднялся.

— С тобой невозможно разговаривать. Я хочу тебя спасти,а ты валяешь дурака. Пойми, когда речь идет о безопасности главы государства,такие «мелочи», как твой комфорт, никого не волнуют. И твои затраты такженикого не беспокоят.

Дронго тоже поднялся.

— Ладно, — буркнул он, — поговорили.Наручники будешь надевать или дома я могу ходить без них? Может, достанете мнетюремную одежду, такую полосатую робу, чтобы я чувствовал себя более«комфортно»? Можно придумать какой-нибудь знак для заключенного. У евреев вфашистских концлагерях были шестиконечные звезды. Может, вам пора вводить такойособый знак для кавказцев? Например, рисунок горы. Или нечто в этом роде. Аможет, такие «мелочи» тебя тоже не волнуют?

Машков повернулся и пошел к выходу. Надевая пальто, онсильно побагровел, но ничего не сказал. Дронго молча следил за ним. Машковоткрыл дверь и, не проронив ни звука, вышел, с силой захлопнув ее за собой.Дронго повернулся и пошел в гостиную. Через несколько минут раздался телефонныйзвонок. Это снова был генерал.

— Я зайду сегодня еще раз к руководству, — короткопообещал Машков. — Постараюсь снова убедить их, чтобы тебя выслали вИталию к твоей Джил. Уезжай к чертовой матери, если дашь подписку онеразглашении всех полученных тобою сведений! Скажу, что у тебя язва и тебенужна особая пища.

— Типун тебе на язык, — улыбнулся Дронго, — уменя абсолютно здоровый желудок. Еще накаркаешь!

— Иди ты к черту! — разозлился генерал иразъединился.

Дронго прошел в кабинет и сел за компьютер. Он решил узнатьвсе, что написали об инциденте в театре. И всё проанализировать. Если в делезамешан Гейтлер, то случайность в театре может быть не совсем случайной.Похоже, это понимают и в ФСБ. Именно поэтому они так встревожились и пытаютсяпроверить все возможные источники информации.

Гейтлер сидел перед компьютером, вчитываясь в очереднуюстатью. Он уже два дня работал за письменным столом. Во вторник появилисьгазеты с подробным описанием неудачного покушения на президента в театре.Иголкин дружно признавался всеми психически невменяемым типом. К тому жевыяснилось, что попал он в театр, потому что его брат-электрик достал ему билетна престижный спектакль. Во время первого действия Иголкин сидел в амфитеатре,а в антракте умудрился найти местечко в партере и украсть нож в театральномбуфете. Журналисты где-то раскопали, что Иголкин некоторое время состоял членомодной из «патриотических» организаций, но был исключен из нее занедисциплинированность.

Все газеты издевались над несчастным «террористом»,решившимся на нападение с почти бутафорским оружием. Обыгрывалась и темапрезидента — мастера по дзюдо и самбо. Одна газета даже представила примернуюсхему боя, если бы несчастный сумел добраться до президента, и пришла к выводу,что президент в лучшем случае сломал бы напавшему руку, а в худшем — вообще могбы его убить. Журналисты справедливо считали, что для защиты от такого«террориста» главе государства не нужна была его охрана. Более того, оказалось,что Иголкин состоит на учете в психиатрическом диспансере. И в результате почтисенсационная трагическая новость обернулась настоящим фарсом.

Дзевоньский читал все газеты подряд и потихонькууспокаивался. Он понимал, что нападение Иголкина никак не связано сдеятельностью Гейтлера. Это была та самая случайность, которая возможна в любомделе.

К вечеру одиннадцатого января Гейтлер вышел к ужину мрачныйи сосредоточенный.