детство, то в детство моей мамы. И люди, которые были там, говорили. Я собирала их диалоги, чтобы бережно перенести на бумагу. Пусть мне пока не хватает жизненного опыта, пусть мой чемодан ещё слишком мал, но я могу взять опыт прошлых поколений. Я могу кричать их голосами.

Господин открыл свою записную книгу. Всё это время он лишь наблюдал. Но сейчас время пришло. Он опустил перо в чернила, осторожно убрал лишнее и начал писать.

Однажды ночью, когда девушка заснула, свернувшись калачиком на сиденье, в вагон вновь вошёл писатель. За окнами шёл дождь. Непроглядная стена воды обрушивалась с неба, поглощая всё вокруг. Выглядываешь из вагона — и ничего не видишь. Лишь тишина да чёрное безлюдное небо.

Писатель привычно сел, взял со столика черновик книги и уже собирался начать читать, как вдруг встал, снял пиджак и накрыл им хрупкую фигурку, что спала, положив под голову найденную в чемодане книгу.

— А как зовут художника? — писатель оторвался от чтения. Полина, осторожно положив скрипку на свободное место, присела возле него.

— Не знаю. Да и не задавался я как-то этим вопросом, если честно.

— Но он знает. Он знает всё. Он видел её наброски, читал черновики неродившихся произведений. То есть он был рядом с ней всегда. Это что-то, что дорого ей. Что-то, чему она тоже дала имя, понимаешь?

— Я не знаю, — повторил писатель. — Но, возможно, она сама раскроет нам эту тайну, когда придёт время.

Помолчали. За окнами шёл дождь. Его шум: стук капель, шуршание воды — навевал дремоту. Писатель придвинул свечу поближе к рукописи.

— Осторожно! Вдруг загорится? — Полина отодвинула свечу.

— Не волнуйся, рукописи не горят, — улыбнулся писатель и предложил: — Хочешь прочесть вместе со мной?

Полина села поближе.

Жила-была девушка. С детства любила она природу. Бывало, присядет на берегу реки и слушает. А вода течёт, шепчет, говорит. И рассказывала она девочке сказки волшебные. А мимо ветер пролетал. Выждет он, когда вода договорит, и тоже рассказывает. Девочка смотрела на воду и видела там истории ветра.

Ночами дождь робко стучал в окна. И когда девочка распахивала окно, рассказывал ей грустные истории. Она слушала, порой плакала. Но мир так многогранен, разве можно все истории уместить в счастье?

Девочка росла, и внутри неё рос отдельный мир. И когда эта вселенная окрепла, то стало тесно ей внутри девочки. Тогда девочка взяла в руки скрипку.

Вначале скрипка не слушалась, но вскоре, когда руки девочки окрепли, а пальцы легко начали выбирать аккорды, сама стала частью вселенной девочки.

А девочка играла. Порой выходила в парк, присаживалась на скамейку и играла все те истории, что приносил ей ветер. Скрипка говорила, шептала, кричала, иногда словно бы звала кого-то. Вот только кого?

Людям, которые слушали, казалось, что девочка рассказывает их собственные истории. Словно она заглядывала в их внутренние миры и брала самое сокровенное, то, что скрыто от людских глаз, а потом… потом перекладывала на музыку. Девочка не знала, что вечерами люди собирались в парке и ждали. Ждали, когда они со скрипкой сядут на скамейку и расскажут о жизни. И тогда люди робко, боясь, что кто-то разгадает их тайны, подойдут ближе и будут слушать, слушать…

Однажды, когда скрипка перестала звать кого-то неизвестного, на лавочку опустилась девушка. Она держала в руках листы бумаги и карандаш.

— Простите, мы не знакомы…Но каждый раз, когда вы играете, мне кажется, что я знаю эти истории. Словно они не ваши. Словно они мои. Скажите, о чём поёт ваша скрипка?

Она протянула девушке со скрипкой лист бумаги. Там, среди лёгких карандашных набросков, угадывался парк, фонари. А на скамейке, окружённая людьми, сидела девушка со скрипкой.

В тот момент скрипка радостно завибрировала. Она нашла того, кого звала…

#Диалог_12

Поезд качнулся и остановился. От лёгкого толчка я проснулась. За окном шёл дождь. Он ослабел за это время, выдохся, и теперь лишь редкие его капли стучали по крыше поезда.

С удивлением поняла, что меня кто-то укрыл. Я встала, повесила на край сиденья пиджак. Моя рукопись, законченная и аккуратно сложенная, лежала на столе. Рядом были разбросаны остатки карандашей, ластики, скомканные листы. Я осторожно провела кончиками пальцев по рукописи. Моё сокровище. Пусть его опять никто не прочтёт, но я закончила. Я дописала. Всё то, что жило в душе, весь мой мир сейчас живёт на этих листах. Самое сокровенное. Самое чистое. И лишь одна история, та, что так и не была включена в книгу, лежала в моей сумочке.

Я прошла по вагону, приоткрыла окно, а потом, подумав, вышла на перрон.

Было темно и влажно. Капли стекали с крыши вагонов, чуть слышно пыхтел паровоз. Я подняла глаза на небо, туда, где тяжёлые облака закрывали звёзды.

— Я дописала, — прошептала я. — Я написала историю. Вложила в неё весь опыт, который у меня был. Чемодан пуст. Что мне делать дальше?

Небо молчало. На мгновение мне показалось, что облака побежали быстрее, и вот уже звёзды, чистые, умытые, сверкают на небе.

Раздался топот, словно чьи-то маленькие ножки бежали, шлёпая по лужам.

Деловито фыркая, по лужам топал ёжик. А за ним, неся за плечами рюкзак, шёл писатель. Мне показалось, или рюкзак стал больше?

Он поравнялся со мной. Несмотря на прохладу летней ночи, писатель был без пиджака.

— Скажите, что делают писатели, когда заканчивают историю? — зачем-то спросила я.

— Ну, например, выходят на свежий воздух, чтобы выгулять ручного ёжика, — улыбнулся он.

— Вы тоже дописали историю?

— Да, — писатель кивнул, глядя на то, как ёж что-то ищет в траве.

— О чём она?

— О простых вещах. О людях. Об их чувствах. Желаниях. Эмоциях. О том, что мы видим каждый день, но не желаем принять. О чём же ваша история?

— О девочке со скрипкой, — ответила я, глядя на небо. — Знаете, иногда мне кажется, что нашей жизнью кто-то управляет. Кто-то играет нами, как фигурами в шахматах. И в нужный момент рядом оказываются люди, готовые помочь…

В это время господин, давно переставший писать и лишь иногда слушавший, улыбнулся. Он уже было взял перо, готовый навечно связать судьбы этих людей, но потом остановился. Снова эти правила! Он был обязан спросить разрешения…

Неожиданно стали набегать тучи.

— Наверное, снова дождь начнётся, — заметила я. — Давайте вернёмся в вагон.

— А давайте…останемся, — предложил писатель, беря меня за руку. — Ведь в обычной жизни вы не решитесь гулять под дождём. Так давайте хотя бы здесь побудем детьми. Пусть небо видит наши мысли и чувства. В эту