верить в сказки, и тогда я надену уже свой рюкзак, возьму тетрадь, ручку и отправлюсь в путешествие по собственным мирам. А пока я дарю это вам.

Поезд замедлился. Я осторожно спрыгнула на насыпь. Когда за плечами нет груза прошлого, так легко уйти.

Я видел, как её соломенная шляпка мелькала в высокой траве. Поезд тронулся. Я остался наедине со своими мыслями. Но издалека успел заметить, что девушка вдруг остановилась. Интересно, почему?

Я стояла в густой траве. Где-то вдалеке сосновый лес шелестел иголками, скрывая от глаз живой мир с его мерным ритмом жизни. Моё же сердце билось часто-часто, ещё мгновение — и оно выпрыгнет из груди. Напротив меня, придерживая соломенную шляпку, которую так и норовил сорвать ветер, стояла девушка. Ветер развевал её волосы, играл с завязками платья. К себе она прижимала скрипку.

#Диалог_8

Мимо меня пробегали леса. Города сменялись полями. Пухлая луна всю ночь светила на железнодорожные пути, словно помогая фарам поезда, а потом скромно опустилась за облака, уступив место солнцу. А я стоял на всё том же балкончике и думал. Я должен был написать роман. Роман о девушке, чья душа вмещает так много, что появляются огромные неизведанные миры, куда можно попасть, лишь дотронувшись до скрипки. Скрипка…Тряхнул головой, отгоняя наваждение. Я получил разрешение, она сама отдала мне историю. Договор не будет нарушен.

Я развернулся, чтобы войти в вагон. От долгого стояния спина затекла, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы дотянуться до ручки двери. Пассажиры спали. Спали их страсти, беды и страдания. Бледный утренний луч лениво скользил по вагону, выхватывая лица, словно прожектор.

Один мужчина спал, положив голову на листы бумаги. Несколько черновиков упали на пол, и теперь ветерок шевелил их, временами переворачивая. Стружки от карандаша, сломанный грифель. Художник. Я замер, глядя на набросок. Среди лёгких карандашных линий проступали чёткие очертания девушки, стоящей в высокой траве. Ветер шевелил её волосы, норовил сорвать шляпку. Одна рука её была опущена вниз, да так, что пальцы почти скрылись в траве. Но скрипка, небольшая, изящная скрипка всё же проступала.

— Вы не имеете права…Это моя история, — прошептал я, поднимая рисунок так бережно, словно я держал не лист бумаги, а нечто хрупкое, неземное. — Она сама отдала эту историю мне, а не вам.

— Если бы она отдала эту историю мне, рисовал бы я наброски? — хрипловатый голос художника заставил меня вздрогнуть.

Пожилой седой мужчина выложил на стол ещё несколько изображений. Я ахнул. На них моя новая знакомая стояла на балкончике в самом конце поезда и смотрела вдаль. Вокруг неё простирались бескрайние просторы. Дверь тамбура была едва открыла, и на ручке угадывалась мужская рука. Моя рука.

А вот девочка со скрипкой стояла на берегу моря. Она играла, и под звуки музыки кружились белоснежные чайки. Мне казалось, что ещё секунда, и море оживёт, зашумят волны, а вагон наполнится звуками скрипки.

— Почему…почему вы не закончили скрипку? — спросил я, глядя на набросок. — Здесь не хватает одной линии.

— Вы ведь сами сказали, что это не моя история. Но, уж простите, я не мог удержаться от набросков. Зато вы можете написать.

— Про скрипку? Я не знаю, о чём там писать. Это не моя история. Скрипка — это символ души. Нечто запретное, куда невозможно заглянуть простым смертным.

— Мы не простые смертные, сам ведь знаешь.

— Знаю, иначе я не спрашивал бы разрешение! Не сидел бы на полке, покрытый колючками, — я почесался. — Но всё же это её душа. Не моя. Что я напишу? Какими историями наполню книгу?

Помолчали. Я рассматривал наброски. Вот на берегу моря девочка в голубом сарафане собирает ракушки в огромную корзину. А вот та же самая девочка сидит на покатом валуне. Звёздная ночь. Ровная водная гладь. А на следующем рисунке… Я поморгал, надеясь, что это было лишь видение. Посреди моря стояла та самая девочка, и сквозь её сарафан текло море. Она словно сливалась с водной стихией, становясь одним целым. Это зрелище пугало, но почему-то заставляло вновь и вновь смотреть на набросок: на огромные глаза девочки, на её густые волосы, собранные в две длинные косы.

— Кто она? — спросил я, не в силах отвести взгляд.

— Несостоявшаяся книга. Плод воображения. Фантазия. Она видела. Видела, словно наяву, и девочку, и валуны, и море. К слову, красивая история. Жуткая, но красивая. Она мечтала её не написать. Нарисовать.

— И? Нарисовала?

— Один набросок. Побоялась. Но написала, долго редактировала, потом поняла, что душу невозможно рассказать, и оставила в черновиках. Хотите, я прочту вам отрывок?

Художник достал откуда-то несколько листов, исписанных аккуратным почерком.

«...Как в замедленном кино я видела девочку, спрыгивающую с камня в прозрачную морскую гладь. Ни одна волна не колыхнула воду в тот момент, когда её ножки опустились в солёный океан. Она, как поплавок, замерла на воде, и через мгновение море слилось с её платьем, потекло через ткань, став бесконечными струящимися складками. Рыбы, ракушки и даже зелёные водоросли проходили по её сарафану и уплывали обратно в море.

Ко мне по бескрайней глади шло море с распущенными чёрными вьющимися волосами, которыми играло серебро луны. Ничего прекраснее в своей жизни я не видела.

Вот малышка подошла к берегу и протянула ко мне ручки:

— Пойдём играть! — позвала она. — Там интересно! Идём, что же ты! — малышка взяла меня за руку и потянула за собой.

Мы шли через океан. Вблизи девочка напоминала волну, которая неспешно плыла впереди. И лишь маленькие ножки, шагающие по морскому дну, говорили о том, что это — живое существо...»

— Пожалуйста, прочтите ещё, — зачем-то попросил я.

Художник кивнул.

«…Слезы были такие же солёные, как и море, что лениво гнало волны. Я огляделась. Девочки на валуне не было. Она шла далеко впереди, направляясь к берегу.

— Постой! — крикнула я. — Подожди!

Девочка не обернулась. Море выстилало перед ней дорожку из песка, чтобы через мгновение вновь сомкнуть свои воды.

И я побежала. Быстро, как только могла позволить вода. Море заволновалось. Налетевший ветер практически закрыл луну, поднял волны с белыми пенными шапками.

— Не уходи! Скажи, кто ты! — просила я, но голос разбивался о скалы и валуны, которые были равнодушны к моему крику.

Девочка вышла на берег. Я задыхалась. Солёные брызги больно стегали по лицу. Чёрное небо и тёмное море практически слились в единую клокочущую массу, в которой я была лишь сопротивляющейся песчинкой. Добегаю до берега. От девочки меня отделяют лишь несколько метров песка и камней.

— Пожалуйста, скажи, кто ты! —