Записки моей матери об этом переходе не упоминали, что вода будет холодной. Говоря «холодная», я имею в виду не ту воду, которая идет у вас из крана, когда вы выключаете горячую. Нет, я имею в виду ту, в которой вы оказываетесь, если вдруг захотите поплавать в обществе арктического тюленя, или пингвина, или нарвала, или кого-нибудь в этом роде.

Холод ударил по мне кувалдой, и если я не заорал от неожиданности, так только потому, что какая-то часть моего мозга помнила: «Я – Зимний Рыцарь!»

Хотя моим рукам больше всего хотелось зябко обхватить тело в надежде сберечь хоть немного тепла, я заставил их грести. Гребок. Два. Три. Четыре. Пя… Ой! Мой нос врезался в каменную стенку. Я собрал остатки воли и выдохнул слово «Aparturum», вырвавшееся изо рта облаком пузырьков, которые пробежали вверх по моим щекам и ресницам. Из последних сил я отворил портал, и вода хлынула в образовавшийся проем.

Поток скользкой эктоплазмы вынес меня в юкатанские джунгли, а следом, цепляясь за шнур, вывалились и остальные. Бедного Саню, замыкавшего отряд, сбило с ног, словно его спустили в унитаз какого-нибудь ётуна, великана из скандинавских мифов, а затем он тоже рухнул посреди огромной лужи слизи. Из Перу в Мексику за три с половиной секунды.

Я повернулся к порталу, чтобы закрыть его и остановить поток прущей из него эктоплазмы, но тот все равно успел повалить всю растительность в радиусе десяти футов, из-за чего вся местная живность потревоженно заголосила. Мёрфи выхватила пистолет, а Молли – оба своих жезла, стискивая их побелевшими от напряжения пальцами.

Мартин испустил внезапный грудной рык, и джунгли вокруг нас мгновенно стихли – как выключенные.

Я изумленно посмотрел на Мартина. И не только я – все посмотрели.

– Ягуар, – невозмутимо объяснил он. – Они здесь давно вымерли, но животные этого не знают.

– Ух ты-ы! – с неподдельным, даже детским восхищением протянула моя крестная. – Мне это нравится.

Еще минута у нас ушла на то, чтобы привести себя в порядок. Мокрый Мыш разом сделался вдвое меньше себя обычного. Он непроизвольно чихал, явно набрав носом воды во время короткого заплыва. При каждом чихе из него выплевывался целый фонтан эктоплазмы. Примерно в том же состоянии пребывал и Томас, который выглядел гораздо более раздосадованным данным обстоятельством, чем Мыш.

Я повернулся к Леа:

– Крестная, я очень надеюсь, что у вас найдется какой-нибудь способ доставить нас к храму немного быстрее.

– Разумеется, – мурлыкнула Леа, невозмутимая и царственная, несмотря на то что ее волосы и пропитанное слизью шелковое платье прилипли к телу. – Признаюсь, я давно мечтала сделать это. – Она лукаво рассмеялась, махнула рукой, и мой живот свело такой судорогой, словно все до единой колики, которые со мной когда-либо встречались, собрались в баре и сговорились навалиться на меня разом.

Это. Было. Больно.

Я понимал, что упал, и даже смутно осознавал, что лежу на боку на земле. Я провалялся так, по моим примерным подсчетам, с минуту, прежде чем боль начала стихать. Я несколько раз охнул, тряхнул головой и медленно поднялся на четвереньки. Потом с усилием остановил пристальный взгляд на Леанансидхе.

– Кой черт вы сделали? – спросил я.

Или попробовал спросить. Вслух у меня получилось что-то вроде «Грррррбррррр авфф арррр грррр!».

Моя фея-крестная посмотрела на меня и рассмеялась. Даже, я бы сказал, расхохоталась. Она хлопала в ладоши, раскачивалась взад-вперед, кружилась на месте и никак не могла остановиться.

Тут до меня дошло, что случилось.

Она превратила нас всех – кроме Мыша, само собой, – в больших, тощих, длинноногих борзых.

– Замечательно! – сквозь смех вымолвила Леа, совершая пируэт на кончиках пальцев одной ноги, как балерина. – Пойдемте, детки! – И с легкостью лани устремилась в гущу джунглей.

Свора собак – то есть нас – мгновение стояла, тараща глаза друг на друга.

– Ну и сука! – произнес Мыш на языке, показавшемся мне вполне разборчивым английским.

Все как один уставились на него.

Мыш шумно выдохнул и отряхнул слипшуюся шерсть.

– Давайте за мной, – скомандовал он и помчался за Леанансидхе.

Повинуясь скорее инстинкту на уровне рефлекса, а не его команде, мы бросились вдогонку.

Мне приходилось однажды перекидываться, но тогда это происходило с помощью черной магии и заговоренного пояса, который, как я подозреваю, сознательно изготовили с целью добиться эффекта зависимости. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы избавиться от воспоминаний об этом опыте, о той кристальной ясности чувств, от ощущения переполняющей тело силы, от абсолютной уверенности в каждом движении.

Теперь все это снова ко мне вернулось, только на сей раз без застилающей реальность эйфории. Я ощущал все запахи вокруг меня – сотни тысяч новых запахов, которые умоляли изучить их. Я испытывал буквально физическое наслаждение от бега вдогонку другу. Я слышал дыхание и бег остальных, несущихся сквозь ночь, перепрыгивающих через камни и поваленные деревья, продирающихся сквозь кусты и густой подлесок.

Мы слышали топот лапок мелких зверьков, разбегавшихся от нас во все стороны, и я знал – не подозревал, а знал наверняка, – что я намного быстрее любого смертного животного, даже молодого оленя, уносившегося от нас галопом и одним прыжком перемахнувшего через широкий ручей. Я испытывал острый соблазн погнаться за ним, но ведущий нашу стаю вожак шел по другому следу, и я даже не был уверен, что мне удастся куда-то свернуть.

А лучшая сторона этого? Возможно, все мы, вместе взятые, издавали меньше шума, чем любой из нас, перемещайся он в своем неуклюжем смертном теле.

Пять миль мы одолели не вдвое быстрее, не за час вместо двух.

Это заняло у нас максимум десять минут.

Остановившись, мы услышали бой барабанов. Ровный, монотонный, вгоняющий в транс рокот. Небо к северо-западу от нас посветлело от огней, и воздух переполняли запахи людей, не совсем людей и тварей, при мысли о которых мне хотелось рычать и рвать кого-то как тряпку. Время от времени до нас доносился вампирский вопль, от которого по спине у меня пробегала дрожь.

Леа стояла на стволе упавшего дерева и вглядывалась куда-то вперед. Мыш подошел к ней.

– Гррррррр ррафф арррргггрррраррр! – сказал я.

Мыш недовольно оглянулся на меня и каким-то образом – не знаю, движениями ли тела, мимикой или как-то еще – дал мне понять, чтобы я сел и заткнулся, если не хочу, чтобы он подошел ко мне и задал трепку.

Я сел. Какой-то части меня это не очень понравилось, однако, оглядевшись по сторонам, я увидел, что все остальные сделали то же самое, и от этого