К полуночи на подоконнике выстроились котелки и чаши. В некоторых уже томились лечебные соки, в других хранились нетронутые стебли. Олеандр перебирал побеги столистника, изредка поглядывая в окно. Свет от златоцветов, распустившихся на стволах, заливал круглый двор. Отрезанный от суматохи, он будто дремал, убаюкиваемый шелестом листвы. Дремал и не ведал, что вдали, в сердце поселения, хранители носятся, как полоумные: кто с увечными собратьями возится, кто жертв подсчитывает, складывая у Древа трупы.

Там тишина и покой не приживались. Там безмолвие разрывали стоны искалеченных воинов и элафия. Скрипели врата, перепачканные кровью. Пятна её темнели на листве и кустарниках.

Разок Олеандр высунул нос из обители, чтобы навестить Зефа. Не дошёл — дыхание спёрло. Откуда-то появилось вяжущее чувство. Показалось, он ступил в мешанину крови и кусков плоти. Одним словом, его вывернуло остатками непереваренных плодов, и он поспешил скрыться. Снова не выходил. Только обузой и неженкой прослыл бы, вмешавшись в суматоху.

Олеандр не чурался раненых. Вовсе нет. Просто он до сих пор не пережил смерть друзей. Мёртвые тела Драцены и Юкки рисовались перед внутренним оком, когда он смеживал веки.

— Пф-ф. — Он опустил глаза к пальцам, перемазанным в травяной жиже, и втянул носом воздух.

И тут до слуха донёсся шорох шагов. Завитки ушей развернулись, и он снова уставился в окно. За двором темнел зёв сплетённого из ветвей тоннеля, во тьме которого вспыхнули зелёные огни. Поначалу едва приметное, сияние их разрасталось тем пуще, чем ближе подходили визитёры.

Ожидалось, что к дому подступят стражи, чтобы обещанные снадобья забрать. Но предчаяние не воплотилось в явь. С ног до головы покрытый дорожный пылью, дриад в чёрной накидке вынырнул на свет и замер. Вскинул голову, и капюшон стёк с его макушки, оголяя знакомое лицо.

Отец! Олеандр даже не рассмотрел его спутников. Отбросив стебли в котелок, рванул к лестнице. Выскочил из хижины ещё до того, как отец и его провожатые поднялись на веранду.

Выскочил и тут же упёр кулаки в колени, запыхавшись. Аспарагус и Глендауэр обратили к нему взоры. Отец бегло поздоровался и сщелкнул с плеча иссохший лепесток.

— Где Эсфирь? — Голос Олеандра дрогнул.

— Я всё расскажу, — с нажимом произнес отец.

Глендауэр схватил Олеандра за локоть и утянул под лысоватый навес веранды. Огрызки лоз и сухие листья валялись на полу и столе, ветром сорванные с крыши. Отец устроился на покосившемся стуле и уложил перед собой книгу — незнакомую, толстую и ветхую, меж страниц ее застряли комки грязи.

Он что, из-под земли её вырыл?

— Побеседуем вчетвером, — произнес он, пока все рассаживались. — Я доверяю вам, сознаёте?

— Я всегда относился к тебе с почтением! — воскликнул Олеандр. — В бою я беспрекословно следовал твоим указаниям. Я увёл Эсфирь с поля боя, повелел спрятаться, толком не понимая, что ты замыслил. И что же вышло? Ты швырнул её к Азалии! Да-да, видел я ваши переглядки!

— Эсфирь хотела помочь. И я дозволил.

— Она ребёнок!

— Ребёнок? — Отец задумчиво поглядел на фолиант и добавил: — Постарше нас с Аспарагусом сей ребёнок будет.

— Что?.. — Олеандр растерянно моргнул, но быстро взял себя в руки. — Ты знаешь — я терпеть не могу слово «должен», — чуть спокойнее произнес он, выдохнув жар гнева. — Но ныне ты должен, нет, обязан сказать мне, что с ней произошло. Она жива? Где она?

— Не кипятись. — Отец примирительно вскинул ладони. — Она цела и невредима, клянусь честью. Истинно, я унёс её из леса. Ради её же блага. У Стальных воинов много достоинств, но терпимость к двукровным в их число не входит. Выкроив мгновение, они могли бы убить Эсфирь.

Могли бы. А возможно, отец просто защитился. Совсем как в прошлом, когда солгал о смерти сестры.

Проклятие! Олеандр засопел, как бешеный вепрь. Он чувствовал себя обманутым, хотя никто его не обманывал. Всюду секреты! Всюду фальшь! Подозрительность проросла на щедро удобренной почве.

— Запаситесь терпением, — нарушил гробовое молчание отец. — Разговор нам предстоит долгий. Я зайду издалека, чтобы избежать лишних вопросов. И начну со своего отъезда из поселения…

***

Отец уродился провидцем! Уму непостижимо! Видение с Эсфирь. Путешествие к мойрам. Дарованная ими возможность — шанс заглянуть в прошлое и прощупать дороги будущего. Возвращение в Барклей. И встреча с Азалией, которой он, по сути, пустил пыль в глаза, сыграв на её неведении.

В решающий миг бразды правления пали в руки Аспарагуса. Он воззвал к защите Вечного Древа. А оно в свою очередь не только укрыло поселение, но и разом погубило дюжину вырожденцев.

Один удар — и вражеское войско проредилось, господин Преимущество обратил взор к хранителям леса.

Тонко. Красиво. Зелен лист, возвращаясь в Барклей, отец Олеандра точно не знал, к какой точке пребудет. По-разному могла сложиться история. Но ему повезло. Он прискакал в преддверии вторжения. Влился в суматоху. Оценил положение и выстроил замысел, которой и воплотил в явь.

Воплотил. И выиграл!

Расчёт века — не иначе! Как итог, всё закончилось там, где началось, как в ожившем видении, увиденном им до отъезда из Барклей — на Эсфирь, стоящей на лугу, окруженной дымом и телами. На девушке, которую он счёл врагом и едва не похоронил под завалами камней.

Олеандр ведал, что отец вхож в клан мойр. Ведал, что однажды он спас их сестрицу от гибели, за что его нарекли другом Судьбы. Ведал о первом подарке — кулоне-ободе, оплетённом золотыми нитями, который показывал привязанности, возникшие между двумя существами. Но вот о втором даре — шансе заглянуть в прошлое и будущее — отец умолчал. Вдобавок не рассказал о собственных умениях.

Главное, с Аспарагусом поделился, а с родным сыном нет. Мило.

Впрочем, услыхав о таком прежде, Олеандр, наверное, только бровь недоверчиво приподнял бы. Внутренний критик сразу подверг бы сомнению столь несуразную способность. Да что там! Даже сейчас, внимая речам отца, Олеандр чувствовал себя осквернённым попыткой просто поверить. Хотя, казалось бы, уже признал, что плетения мира и колдовства куда запутаннее, чем кажется.

Спасибо Эсфирь. Она вывернула мировоззрения Олеандра наизнанку, показав дух Драцены.

Теперь он многое воспринимал легче, без брыканий и криков «Что за бред?! Это невозможно!» И очень вовремя его настигло переосмысление. В противном случае, он рассмеялся бы, когда отец завёл речь об Эсфирь. Изумительно, что ответ на один вопрос лежал под носом — скрывался в перечне существ, который в разгар военной подготовки доставил в лес посыльный.

В тот миг Олеандру было не до книг. Доставленный фолиант забрала Эсфирь и спрятала под землей за лекарней, где они предавались сну. Вестимо, тогда она и узнала свою сущность.

Эреба-гемера. Древняя двукровная, невесть как очутившаяся у Барклей. Хозяйка божественного оружия — клевца Танатос, соединяющая в себе черное и белое, свет и мрак.